Николай иванович костомаров. Николай иванович костомаров в живописи Историк николай костомаров

17 мая 1817 (Юрасовка Воронежской губернии, Российская империя) - 18 апреля 1885 (Санкт-Петербург, Российская империя)

Николай Иванович Костомаров – русский историк, этнограф, публицист, литературовед, поэт, драматург, общественный деятель, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской Академии наук, автор многотомного издания «Русская история в жизнеописаниях её деятелей», исследователь социально-политической и экономической истории России и современной территории Украины, называемой Костомаровым «южною Русью» или «южным краем». Панславист.

Биография Н.И. Костомарова

Семья и предки

Костомаров Николай Иванович родился 4 (16) мая 1817 года в имении Юрасовке (Острогожский уезд, Воронежская губерния), умер – 7(19) апреля 1885 года в Санкт-Петербурге.

Род Костомаровых - дворянский, великорусский. Сын боярский Самсон Мартынович Костомаров, служивший в опричнине Иоанна IV, бежал на Волынь, где получил поместье, перешедшее к его сыну, а затем к внуку Петру Костомарову. Пётр во второй половине ХVII века участвовал в казацких восстаниях, бежал в пределы Московского государства и поселился в так называемой Острогожчине. Один из потомков этого Костомарова в XVIII веке женился на дочери чиновника Юрия Блюма и в приданое получил слободку Юрасовку (Острогожского уезда Воронежской губернии), которая перешла по наследству к отцу историка, Ивану Петровичу Костомарову, состоятельному помещику.

Иван Костомаров родился в 1769 году, служил в военной службе и, выйдя в отставку, поселился в Юрасовке. Получив плохое образование, он старался развить себя чтением, читая «со словарём» исключительно французские книги ХVIII века. Дочитался до того, что стал убеждённым «вольтерянцем», т.е. сторонником просвещения и общественного равенства. Позднее Н.И.Костомаров в своей «Автобиографии» так писал о пристрастиях родителя:

Всё, что мы сегодня знаем о детстве, семье и ранних годах Н.И.Костомарова, почёрпнуто исключительно из его «Автобиографий», написанных историком в разных вариантах уже на склоне лет. Эти замечательные, во многом художественные произведения, местами напоминают авантюрный роман XIX века: весьма оригинальные типажи героев, почти детективный сюжет с убийством, последующее, совершенно фантастическое раскаяние преступников и т.п. В силу отсутствия достоверных источников, отделить здесь правду от детских впечатлений, равно как и от позднейших фантазий автора, практически невозможно. Поэтому будем следовать тому, что счёл нужным сообщить о себе потомкам сам Н.И.Костомаров.

Согласно автобиографическим запискам историка, отец его был человек крутой, своенравный, крайне вспыльчивый. Под влиянием французских книг он ни во что не ставил дворянское достоинство и принципиально не хотел родниться с дворянскими фамилиями. Так, будучи уже в пожилых летах, Костомаров-старший задумал жениться и выбрал девочку из своих крепостных – Татьяну Петровну Мыльникову (в некоторых публикациях – Мельникову), которую отправил учиться в Москву, в частный пансион. Дело было в 1812 году, и наполеоновское нашествие помешало Татьяне Петровне получить образование. Среди юрасовских крестьян долгое время жило романтичекое предание о том, как «старый Костомар» загнал лучшую тройку лошадей, спасая свою бывшую горничную Танюшу из горящей Москвы. Татьяна Петровна была явно ему небезразлична. Однако вскоре дворовые люди настроили Костомарова против его крепостной. Обвенчаться с ней помещик не спешил, и сын Николай, будучи рождённым ещё до официального заключения брака между родителями, автоматически стал крепостным своего отца.

До десяти лет мальчик воспитывался дома, согласно принципам, развитым Руссо в его «Эмиле», на лоне природы, и с детства полюбил природу. Отец желал сделать из него вольнодумца, но влияние матери сохранило его религиозность. Читал он много и, благодаря выдающимся способностям, легко усваивал прочитанное, а пылкая фантазия заставляла его переживать то, с чем он знакомился по книгам.

В 1827 году Костомарова отдали в Москву, в пансион г-на Ге, лектора французского языка в Университете, но скоро по болезни взяли домой. Летом 1828 года юный Костомаров должен был возвратиться в пансион, однако 14 июля 1828 года его отец был убит и ограблен дворней. Усыновить Николая за 11 лет его жизни отец почему-то не успел, поэтому, рождённый вне брака, как крепостной отца, в наследство мальчик переходил теперь ближайшим родственникам - Ровневым. Когда Ровневы предложили Татьяне Петровне за 14 тысяч десятин плодородной земли вдовью долю - 50 тыс. рублей ассигнациями, а также свободу её сыну, она согласилась без проволочек.

Убийцы И.П. Костомарова представили всё дело так, словно произошёл несчастный случай: лошади понесли, помещик якобы вывалился из пролётки и погиб. О пропаже крупной суммы денег из его шкатулки стало известно позже, поэтому полицейского дознания не производилось. Истинные обстоятельства смерти Костомарова-старшего вскрылись только в 1833 году, когда один из убийц – барский кучер – внезапно покаялся и указал полиции на своих подельников-лакеев. Н.И.Костомаров в «Автобиографии» писал, что когда виновных стали допрашивать в суде, кучер говорил: «Сам барин виноват, что нас искусил; бывало начнет всем рассказывать, что бога нет, что на том свете ничего не будет, что только дураки боятся загробного наказания, - мы и забрали себе в голову, что коли на том свете ничего не будет, то значит все можно делать…»

Позднее, напичканные «вольтерьянскими проповедями» дворовые, навели разбойников на дом матери Н.И.Костомарова, который также был дочиста ограблен.

Оставшись с небольшими средствами, Т. П. Костомарова отдала сына в воронежский пансион, довольно плохой, где он за два с половиной года научился немногому. В 1831 году мать перевела Николая в воронежскую гимназию, но и тут, по воспоминаниям Костомарова, учителя были плохие и недобросовестные, знаний дали ему немного.

Окончив в 1833 году курс в гимназии, Костомаров поступил сперва в Московский, а потом в Харьковский университет на историко-филологический факультет. Профессора в то время в Харькове были неважные. Например, русскую историю читал Гулак-Артемовский, хотя и известный автор малорусских стихотворений, но отличавшийся, по словам Костомарова, в своих лекциях пустым риторством и напыщенностью. Однако Костомаров и при таких преподавателях усердно занимался, но, как это часто бывает с молодыми людьми, поддавался по своей натуре то одному, то другому увлечению. Так, поселившись у профессора латинского языка П.И. Сокальского, он стал заниматься классическими языками и особенно увлекся «Илиадой». Сочинения В. Гюго обратили его к французскому языку; потом он стал заниматься итальянским языком, музыкой, начал писать стихи, а жизнь вёл крайне беспорядочную. Каникулы он постоянно проводил у себя в деревне, увлекаясь верховой ездой, катаньем на лодке, охотой, хотя природная близорукость и сострадание к животным мешали последнему занятию. В 1835 году в Харькове появились молодые и талантливые профессора: по греческой литературе А. О. Валицкий и по всеобщей истории M. M. Лунин, читавший лекции весьма увлекательно. Под влиянием Лунина Костомаров стал заниматься историей, проводил дни и ночи за чтением всевозможных исторических книг. Поселился он у Артемовского-Гулака и теперь вёл образ жизни очень замкнутый. В числе немногих его друзей был тогда А. Л. Мешлинский, известный собиратель малорусских песен.

Начало пути

В 1836 году Костомаров окончил курс в университете действительным студентом, несколько времени прожил у Артемовского, преподавая его детям историю, затем выдержал экзамен на кандидата и тогда же поступил юнкером в Кинбурнский драгунский полк.

Служба в полку Костомарову не нравилась; с товарищами, вследствие иного склада их жизни, он не сближался. Увлекшись разбором дел богатого архива, находившегося в Острогожске, где стоял полк, Костомаров часто манкировал службой и, по совету полкового командира, оставил её. Проработав в архиве все лето 1837 года, он составил историческое описание острогожского слободского полка, приложил к нему много копий с интересных документов и приготовил к печати. Костомаров рассчитывал таким же путём составить историю всей Слободской Украины, но не успел. Его труд исчез при аресте Костомарова и не известно, где он находится и даже - сохранился ли вообще. Осенью того же года Костомаров вернулся в Харьков, снова стал слушать лекции Лунина и заниматься историей. Уже в это время он начал задумываться над вопросом: почему в истории так мало говорится о народных массах? Желая уяснить себе народную психологию, Костомаров стал изучать памятники народной словесности в изданиях Максимовича и Сахарова, особенно увлекся малорусской народной поэзией.

Интересно, что до 16 лет Костомаров не имел никакого понятия об Украине и, собственно, об украинском языке. О том, что существует украинский (малоросский) язык, он узнал только в Харьковском университете. Когда в 1820-30 годах в Малороссии стали интересоваться историей и бытом казаков, этот интерес наиболее ярко проявился среди представителей образованного общества Харькова, а особенно - в околоуниверситетской среде. Здесь одновременно сказалось влияние на молодого Костомарова Артемовского и Мешлинского, а частью и русскоязычных повестей Гоголя, в которых любовно представлен украинский колорит. «Любовь к малорусскому слову более и более увлекала меня, - писал Костомаров, - мне было досадно, что такой прекрасный язык, остается без всякой литературной обработки и, сверх того, подвергается совершенно незаслуженному презрению».

Важное значение в «украинизации» Костомарова принадлежит И. И. Срезневскому, тогда молодому преподавателю Харьковского университета. Срезневский, хотя и рязанец по рождению, юность тоже провел в Харькове. Он был знатоком и любителем украинской истории и литературы, особенно после того, как побывал на местах былого Запорожья и наслушался его преданий. Это дало ему возможность составить «Запорожскую Старину».

Сближение со Срезневским сильно подействовало на начинающего историка Костомарова, укрепив его стремление изучать народности Украины, как в памятниках прошлого, так и в настоящем быту. С этой целью он постоянно совершал этнографические экскурсии в окрестности Харькова, а потом и далее. Тогда же Костомаров начал писать на малорусском языке - сперва украинские баллады, потом драму «Сава Чалый». Драма была напечатана в 1838 году, а баллады годом позже (то и другое под псевдонимом «Иеремия Галка»). Драма вызвала лестный отзыв Белинского. В 1838 году Костомаров был в Москве и слушал там лекции Шевырева, думая держать экзамен на магистра русской словесности, но заболел и снова вернулся в Харьков, успев за это время изучить немецкий, польский и чешский языки и напечатать свои украиноязычные произведения.

Диссертация Н.И.Костомарова

В 1840 году Н.И. Костомаров выдержал экзамен на магистра русской истории, а в следующем году представил диссертацию «О значений унии в истории Западной России». В ожидании диспута он уехал на лето в Крым, который осмотрел обстоятельно. По возвращении в Харьков Костомаров сблизился с Квиткой и также с кружком малорусских поэтов, в числе коих был Корсун, издавший сборник «Снин». В сборнике Костомаров под прежним псевдонимом напечатал стихи и новую трагедию «Переяславска ничь».

Между тем, харьковский архиепископ Иннокентий обратил внимание высшего начальства на напечатанную уже Костомаровым в 1842 году диссертацию. По поручению министерства народного просвещения Устрялов сделал ее оценку и признал ее неблагонадежной: выводы Костомарова относительно появления унии и ее значения не соответствовали общепринятым, считавшимся обязательными для русской историографии данного вопроса. Дело получило такой оборот, что диссертация была сожжена и экземпляры ее теперь составляют большую библиографическую редкость. Впрочем, в переработанном виде диссертация эта потом два раза была напечатана, хотя под другими названиями.

История с диссертацией могла бы навсегда завершить карьеру Костомарова как историка. Но о Костомарове вообще были хорошие отзывы и, в том числе, от самого архиепископа Иннокентия, который считал его глубоко верующим и сведущим в духовных вопросах человеком. Костомарову разрешили написать вторую диссертацию. Историк избрал тему «Об историческом значении русской народной поэзии» и писал это сочинение в 1842-1843 годах, будучи помощником инспектора студентов Харьковского университета. Он часто посещал театр, особенно малороссийский, помещал в сборнике «Молодик» Бецкого малорусские стихи и первые свои статьи по истории Малороссии: «Первые войны малороссийских казаков с поляками» и др.

Оставив в 1843 году должность при университете, Костомаров стал преподавателем истории в мужском пансионе Зимницкого. Тогда уже он начал работать над историей Богдана Хмельницкого. 13 января 1844 года Костомаров, не без приключений, защитил диссертацию в Харьковском университете (она тоже впоследствии была издана в сильно переработанном виде). Он стал магистром русской истории и сперва жил в Харькове, работая над историей Хмельницкого, а затем, не получив здесь кафедры, попросился на службу в Киевский учебный округ, чтобы быть ближе к месту деятельности своего героя.

Н.И.Костомаров как педагог

Осенью 1844 года Костомаров был назначен учителем истории в гимназию в г. Ровно, Волынской губернии. Проездом он побывал в Киеве, где познакомился с реформатором украинского языка и публицистом П. Кулишом, с помощником попечителя учебного округа M. В. Юзефовичем и другими прогрессивно мыслящими людьми. В Ровно учительствовал Костомаров только до лета 1845 года, но приобрел общую любовь и учеников, и товарищей за гуманность и прекрасное изложение предмета. Как всегда, он пользовался всяким свободным временем, чтобы совершать экскурсии в многочисленные исторические местности Волыни, делать историко-этнографические наблюдения и собирать памятники народного творчества; доставлялись ему таковые и учениками его; напечатаны были все эти собранные им материалы гораздо позже - в 1859 году.

Знакомство с историческими местностями дало историку возможность впоследствии живо изобразить многие эпизоды из истории первого Самозванца и Богдана Хмельницкого. Летом 1845 года Костомаров побывал на Святых горах, осенью был переведен в Киев учителем истории в I гимназию, и тогда же преподавал в разных пансионах, в том числе в женских - де-Мельяна (брата Робеспьера) и Залесской (вдовы знаменитого поэта), а позднее в Институте благородных девиц. Ученики и ученицы его с восторгом вспоминали о его преподавании.

Вот что сообщает о нем, как об учителе, известный живописец Ге:

Костомаров и Кирилло-Мефодиевское общество

В Киеве Костомаров сблизился с несколькими молодыми малороссами, составившими кружок частью панславистского, частью национального направления. Проникнутые идеями панславизма, нарождавшегося тогда под влиянием трудов Шафарика и иных знаменитых западных славистов, Костомаров и его товарищи мечтали об объединении всех славян в виде федерации, с самостоятельной автономией славянских земель, в которые должны были распределиться населяющие империю народы. Причем в проектируемой федерации должно было утвердиться либеральное государственное устройство, как его понимали в 1840-х годах, с обязательной отменой крепостного права. Очень мирный кружок умствующих интеллигентов, намеревавшийся действовать лишь корректными средствами, и притом в лице Костомарова глубоко религиозный, имел соответствующее название - Братство свв. Кирилла и Мефодия. Он как бы указывал этим, что деятельность святых Братьев, религиозная и просветительская, дорогая для всех славянских племен, может считаться единственно возможным знаменем для славянского объединения. Само существование подобного кружка в то время было уже явлением нелегальным. Кроме того, его члены, желая «поиграть» то ли в заговорщиков, то ли в масонов, намеренно придали своим встречам и мирным беседам характер тайного общества со специальными атрибутами: особой иконой и железными кольцами с надписью: «Кирилл и Мефодий». Имелась у братства и печать, на которой было вырезано: «Разумейте истину, и истина вас освободит». Членами организации стали Аф. В. Маркович, впоследствии известный южно-русский этнограф, писатель Н. И. Гулак, поэт А. А. Навроцкий, учителя В. M. Белозерский и Д. П. Пильчиков, несколько студентов, а позднее - Т. Г. Шевченко, на творчестве которого так отразились идеи панславистского братства. На заседаниях общества бывали и случайные «братчики», например, помещик Н. И. Савин, знакомый Костомарову еще по Харькову. Знал о братстве и скандально известный публицист П. А. Кулиш. Со свойственным ему своеобразным юмором он подписывал некоторые свои послания членам братства «гетман Панька Кулиш». Впоследствии в III-ем отделении эту шутку оценили в три года ссылки, хотя сам «гетман» Кулиш в братстве официально не состоял. Просто, чтобы не повадно было…

4 июня 1846 года Н.И. Костомаров был избран адъюнктом русской истории в Киевском университете; занятия в гимназии и иных пансионах он теперь покинул. С ним в Киеве поселилась и его мать, продавшая доставшуюся ей часть Юрасовки.

Профессором Киевского университета Костомаров был менее года, но студенты, с которыми он держал себя просто, очень его любили и увлекались его лекциями. Костомаров читал несколько курсов, в том числе славянскую мифологию, которую напечатал церковно-славянским шрифтом, что отчасти было поводом к ее запрещению. Только в 1870-х годах пущены были в продажу отпечатанные 30 лет назад ее экземпляры. Работал Костомаров и над Хмельницким, пользуясь материалами, имевшимися в Киеве и у известного археолога Гр. Свидзинского, а также был избран членом Киевской комиссии для разбора древних актов и готовил к печати летопись С. Величка.

В начале 1847 года Костомаров обручился с Анной Леонтьевной Крагельской, своей ученицей из пансиона де-Мельяна. Свадьба была назначена на 30 марта. Костомаров активно готовился к семейной жизни: присмотрел для себя и невесты домик на Большой Владимирской, поближе к университету, выписал для Алины рояль из самой Вены. Ведь невеста историка была прекрасной исполнительницей – её игрой восхищался сам Ференц Лист. Но… свадьба не состоялась.

По доносу студента А. Петрова, который подслушал разговор Костомарова с несколькими членами Кирилло-Мефодиевского общества, Костомаров был арестован, допрошен и отправлен под охраной жандармов в Подольскую часть. Затем, спустя два дня, его привезли для прощания на квартиру его матери, где ждала вся в слезах невеста Алина Крагельская.

«Сцена была раздирающая, - писал Костомаров в своей «Автобиографии». - Затем меня посадили на перекладную и повезли в Петербург… Состояние моего духа было до того убийственно, что у меня явилась мысль во время дороги заморить себя голодом. Я отказывался от всякой пищи и питья и имел твердость проехать таким образом 5 дней… Мой провожатый квартальный понял, что у меня на уме, и начал советовать оставить намерение. «Вы, - говорил он, - смерти себе не причините, я вас успею довезти, но вы себе повредите: вас начнут допрашивать, а с вами от истощения сделается бред и вы наговорите лишнего и на себя, и на других». Костомаров прислушался к совету.

В Петербурге с арестованным беседовали шеф жандармов граф Алексей Орлов и его помощник генерал-лейтенант Дубельт. Когда ученый попросил позволения читать книги и газеты, Дубельт сказал: «Нельзя, мой добрый друг, вы чересчур много читали».

Вскоре оба генерала выяснили, что имеют дело не с опасным заговорщиком, а с романтиком-мечтателем. Но следствие тянулось всю весну, поскольку дело тормозили своей «несговорчивостью» Тарас Шевченко (он получил самое суровое наказание) и Николай Гулак. Суда не было. Решение царя Костомаров узнал 30 мая от Дубельта: год заключения в крепости и бессрочная ссылка «в одну из отдаленных губерний». Костомаров провёл год в 7-ой камере Алексеевского равелина, где сильно пострадало его и без того не очень крепкое здоровье. Однако к заключённому допускали мать, давали книги и он, кстати, выучил там древнегреческий и испанский языки.

Свадьба историка с Алиной Леонтьевной окончательно расстроилась. Сама невеста, будучи натурой романтической, готова была, подобно жёнам декабристов, следовать за Костомаровым куда угодно. Но её родителям брак с «политическим преступником» казался немыслимым. По настоянию матери Алина Крагельская обвенчалась с давним другом их семьи – помещиком М.Киселем.

Костомаров в ссылке

«За составление тайного общества, в котором обсуждаемо было соединение славян в одно государство», Костомаров был выслан на службу в Саратов, с запрещением печатать свои произведения. Здесь он был определен переводчиком Губернского правления, но переводить ему было нечего, и губернатор (Кожевников) поручил ему заведывание сперва уголовным, а потом секретным столом, где производились преимущественно раскольничьи дела. Это дало историку возможность основательно познакомиться с расколом и, хотя не без труда, сблизиться с его последователями. Результаты своих изучений местной этнографии Костомаров печатал в «Саратовских губернских ведомостях», которые временно редактировал. Изучал он также физику и астрономию, пытался сделать воздушный шар, занимался даже спиритизмом, но не прекращал занятий по истории Богдана Хмельницкого, получая книги от Гр. Свидзинского. В ссылке Костомаров стал собирать материалы и для изучения внутреннего быта допетровской Руси.

В Саратове около Костомарова сгруппировался кружок образованных людей, частью из ссыльных поляков, частью из русских. Кроме того, к нему близки были в Саратове архимандрит Никанор, впоследствии архиепископ херсонский, И. И. Палимпсестов, впоследствии профессор Новороссийского университета, Е. А. Белов, Варенцов и др.; позднее Н. Г. Чернышевский, А. Н. Пыпин и особенно Д. Л. Мордовцев.

Вообще, Костомарову жилось в Саратове совсем недурно. Вскоре сюда приехала его мать, сам историк давал частные уроки, совершал экскурсии, например, в Крым, где участвовал в раскопке одного из Керченских курганов. Позднее ссыльный совершенно спокойно выезжал в Дубовку, для знакомства с расколом; в Царицын и Сарепту – для собирания материалов о Пугачевщине и т. п.

В 1855 году Костомаров был назначен делопроизводителем саратовского Статистического комитета, и напечатал немало статей по саратовской статистике в местных изданиях. Историк собрал массу материалов по истории Разина и Пугачева, но не обработал их сам, а передал Д.Л. Мордовцеву, который потом с его разрешения ими и воспользовался. Мордовцев в это время сделался помощником Костомарова по статистическому Комитету.

В конце 1855 года Костомарову разрешено было съездить по делам в Петербург, где он четыре месяца работал в Публичной библиотеке над эпохой Хмельницкого, и над внутренним бытом древней Руси. В начале 1856 года, когда было снято запрещение печатать его произведения, историк напечатал в «Отечественных Записках» статью о борьбе украинских казаков с Польшей в первой половине XVII в., составляющую предисловие к его Хмельницкому. В 1857 году явился, наконец, и «Богдан Хмельницкий», хотя и в неполном варианте. Книга произвела на современников сильное впечатление, особенно художественностью изложения. Ведь до Костомарова серьёзно к истории Богдана Хмельницкого никто из русских историков не обращался. Несмотря на небывалый успех исследования и положительные отзывы о нём в столице, автор все-таки должен был вернуться в Саратов, где продолжил работу над изучением внутреннего быта древней Руси, особенно над историей торговли в ХVI-XVII веках.

Коронационный манифест освободил Костомарова от надзора, но распоряжение о воспрещении ему служить по ученой части осталось в силе. Весной 1857 года он приехал в Петербург, сдал в печать своё исследование об истории торговли и отправился за границу, где посетил Швецию, Германию, Австрию, Францию, Швейцарию и Италию. Летом 1858 года Костомаров снова работал в Петербургской Публичной библиотеке над историей бунта Стеньки Разина и параллельно писал, по совету Н. В. Калачова, с которым тогда сблизился, рассказ «Сын» (напечатан в 1859 году); виделся он и с Шевченко, вернувшимся из ссылки. Осенью Костомаров принял место делопроизводителя в Саратовском губернском комитете по крестьянскому делу и таким образом связал свое имя с освобождением крестьян.

Научная, преподавательская, издательская деятельность Н.И. Костомарова

В конце 1858 года была напечатана монография Н.И.Костомарова «Бунт Стеньки Разина», окончательно сделавшая его имя знаменитым. Произведения Костомарова имели в некотором смысле, то же значение, как, например, «Губернские очерки» Щедрина. Они были первыми по времени научными трудами по русской истории, в которых многие вопросы рассматривались не по обязательному до тех пор шаблону официального научного направления; вместе с тем они были написаны и изложены замечательно художественно. Весной 1859 года Петербургский университет избрал Костомарова в экстраординарные профессора по русской истории. Дождавшись закрытия Комитета по крестьянским делам, Костомаров после очень сердечных проводов в Саратове явился в Петербург. Но тут оказалось, что дело о его профессуре не устроилось, он не был утвержден, ибо Государю сообщили, что Костомаров написал неблагонадежное сочинение о Стеньке Разине. Однако Император сам прочел эту монографию и отозвался о ней очень одобрительно. По ходатайству братьев Д. А. и Н. А. Милютиных Александр II разрешил утвердить Н.И. Костомарова профессором, только не в Киевском университете, как планировалось раньше, а в Петербургском.

Вступительная лекция Костомарова состоялась 22 ноября 1859 года и вызвала бурную овацию со стороны студентов и слушавшей публики. Профессором Петербургского университета Костомаров пробыл недолго (по май 1862 года). Но и за это краткое время за ним утвердилась известность талантливейшего преподавателя и выдающегося лектора. Из учеников Костомарова вышло несколько весьма почтенных деятелей в области науки русской истории, например, профессор А. И. Никитский. О том, что Костомаров был великий художник-лектор, сохранилось много воспоминаний его учеников. Один из слушателей Костомарова так говорил о его чтении:

Вообще, лекции Костомарова очень действовали на воображение публики, и увлечение ими можно отчасти объяснить сильной эмоциональностью лектора, постоянно прорывавшейся, несмотря на внешнее его спокойствие. Она буквально «заражала» слушателей. После каждой лекции профессору делались овации, его выносили на руках, и т. п. В Петербургском университете Н.И. Костомаров читал следующие курсы: Историю древней Руси (из которой напечатана была статья о происхождении Руси со жмудской теорией этого происхождения); этнографию инородцев, живших в древности на Руси, начиная с литовцев; историю древнерусских областей (часть напечатана под названием «Севернорусские народоправства»), и историографию, из которой напечатано лишь начало, посвященное анализу летописей.

Кроме университетских лекций, Костомаров читал и публичные, тоже пользовавшиеся громадным успехом. Параллельно с профессорством у Костомарова шла работа с источниками, для чего он постоянно посещал как петербургские и московские, так и провинциальные библиотеки и архивы, осматривал древнерусские города Новгород и Псков, не раз ездил за границу. К этому времени относится и публичный диспут Н.И.Костомарова с М. П. Погодиным из-за вопроса о происхождении Руси.

В 1860 году Костомаров стал членом Археографической комиссии, с поручением редактировать акты южной и западной России, и избран действительным членом Русского географического общества. Комиссией издано под его редакцией 12 томов актов (с 1861 по 1885 г.), а географическим обществом - три тома «Трудов этнографической экспедиции в западнорусский край» (III, IV и V - в 1872-1878 гг.).

В Петербурге около Костомарова сложился кружок, к которому принадлежали: Шевченко, впрочем, вскоре умерший, Белозерские, книгопродавец Кожанчиков, А. А. Котляревский, этнограф С. В. Максимов, астроном А. Н. Савич, священник Опатович и многие другие. Кружок этот в 1860 году начал издавать журнал «Основа», в котором Костомаров был одним из важнейших сотрудников. Здесь напечатаны его статьи: «О федеративном начале древней Руси», «Две русские народности», «Черты южно-русской истории» и др., а также немало полемических статей по поводу нападок на него за «сепаратизм», «украинофильство», «антинорманизм» и т. п. Принимал он участие и в издании популярных книжек на малорусском языке («Метеликов»), причем для издания Св. Писания он собрал особый фонд употребленный впоследствии на издание малорусского словаря.

«Думский» инцидент

В конце 1861 года из-за студенческих волнений Петербургский университет был временно закрыт. Пятеро «зачинщиков» беспорядков были высланы из столицы, 32 студента исключены из университета с правом держать выпускные экзамены.

5 марта 1862 года общественный деятель, историк и профессор Петербургского университета П.В.Павлов был арестован и административным порядком выслан в Ветлугу. Он не прочёл в университете ни одной лекции, но на публичном чтении в пользу нуждающихся литераторов, закончил свою речь о тысячелетии России следующими словами:

В знак протеста против репрессий студенчества и высылки Павлова профессора Петербургского университета Кавелин, Стасюлевич, Пыпин, Спасович, Утин вышли в отставку.

Костомаров протеста по поводу высылки Павлова не поддержал. В данном случае, он пошёл «средним путём»: предложил продолжить занятия всем студентам, желающим учиться, а не митинговать. На смену закрывшемуся университету, по хлопотам профессоров, в том числе и Костомарова, открылся, как тогда говорили, «вольный университет» в зале Городской Думы. Костомаров, несмотря на все настойчивые «просьбы» и даже запугивания со стороны радикально настроенных студенческих комитетов, начал читать там свои лекции.

«Передовое» студенчество и некоторые пошедшие у него на поводу профессора, в знак протеста против высылки Павлова потребовали немедленного закрытия всех лекций в Городской Думе. Они решили объявить об этой акции 8 марта 1862 года, сразу после многолюдной лекции профессора Костомарова.

Участник студенческих волнений 1861-62 годов, а в будущем известный издатель Л.Ф.Пантелеев в своих воспоминаниях так описывает этот эпизод:

Когда в широких общественных кругах стал известен этот вопиющий случай, он вызвал глубокое неодобрение, как среди университетской профессуры, так и среди студенчества. Большинство преподавателей решило непременно продолжать чтение лекций – теперь уже из солидарности с Костомаровым. В то же время возросло возмущение поведением историка среди радикально настроенной студенческой молодёжи. Приверженцы идей Чернышевского, будущие деятели «Земли и воли», однозначно исключили Костомарова из списков «радетелей за народ», навесив на профессора ярлык «реакционера».

Конечно, Костомаров вполне мог бы вернуться в университет и продолжить преподавание, но, скорее всего, он был глубоко обижен «думским» происшествием. Возможно, пожилой профессор просто не хотел ни с кем спорить и лишний раз доказывать свою правоту. В мае 1862 года Н.И. Костомаров подал в отставку и навсегда оставил стены Петербургского университета.

С этого момента происходит и его разрыв с Н.Г.Чернышевским и близкими ему кругами. Костомаров окончательно переходит на либерально-националистические позиции, не принимая идей радикально настроенного народничества. По словам знавших его в ту пору людей, после событий 1862 года Костомаров словно бы «охладел» к современности, всецело обратившись к сюжетам далекого прошлого.

В 1860-е годы Киевский, Харьковский и Новороссийский университеты пытались приглашать историка в число своих профессоров, но, согласно новому университетскому уставу 1863 года, Костомаров не имел формальных прав на профессуру: он был лишь магистром. Только в 1864 году, по напечатании им сочинения «Кто был первый самозванец?», Киевский университет дал ему степень доктора honoris causa (без защиты докторской диссертации). Позднее, в 1869 году, Петербургский университет избрал его почетным членом, но к преподавательской деятельности Костомаров более не вернулся. Чтобы материально обеспечить выдающегося ученого, ему было назначено соответствующее жалованье ординарного профессора за службу в Археографической комиссии. Кроме того, он был членом-корреспондентом по II отделению Императорской Академии Наук и членом многих русских и заграничных ученых обществ.

Оставив университет, Костомаров не оставил научной деятельности. В 1860-х годах им были напечатаны «Северно-русские народоправства», «История смутного времени», «Южная Русь в конце ХVI в.» (переделка уничтоженной диссертации). За исследование «Последние годы Речи Посполитой» («Вестник Европы», 1869. Кн. 2-12) Н.И. Костомаров был удостоен премии Академии наук (1872).

Последние годы жизни

В 1873 году, после путешествия по Запорожью, Н.И. Костомаров посетил Киев. Здесь он совершенно случайно узнал, что его бывшая невеста – Алина Леонтьевна Крагельская, к тому времени уже овдовевшая и носящая фамилию покойного мужа – Кисель, проживает в городе со своими тремя детьми. Это известие глубоко взволновало 56-летнего и так уже измотанного жизнью Костомарова. Получив адрес, он тотчас написал Алине Леонтьевне коротенькое письмо с просьбой о встрече. Ответ был положительным.

Они встретились через 26 лет, как старые друзья, но радость свидания омрачали мысли об утерянных годах.

«Вместо молодой девушки, как я ее оставлял, - писал Н.И.Костомаров, - я нашел пожилую даму и при том больную, мать троих полувзрослых детей. Наше свидание было столь же приятно, сколь и грустно: мы оба чувствовали, что безвозвратно прошло лучшее время жизни в разлуке».

Костомаров за эти годы тоже не помолодел: он уже перенёс инсульт, значительно ухудшилось его зрение. Но расставаться вновь после долгой разлуки бывшие жених и невеста не захотели. Костомаров принял приглашение Алины Леонтьевны погостить в её имении Дедовцы, а когда уезжал в Петербург, взял с собою старшую дочь Алины - Софью - с тем, чтобы устроить ее в Смольный институт.

Сблизиться окончательно старым друзьям помогли лишь тяжёлые житейские обстоятельства. В начале 1875 года Костомаров тяжело заболел. Считалось, что тифом, но некоторые врачи предполагали, помимо тифа, второй инсульт. Когда больной лежал в бреду, от тифа скончалась его мать Татьяна Петровна. Врачи долго скрывали от Костомарова её смерть – мать была единственным близким и родным человеком на протяжении всей жизни Николая Ивановича. Совершенно беспомощный в быту, историк не мог обойтись без матери даже в пустяках: найти носовой платок в комоде или закурить трубку…

И в этот момент пришла на помощь Алина Леонтьевна. Узнав о бедственном положении Костомарова, она бросила все свои дела и приехала в Петербург. Их свадьба состоялась уже 9 мая 1875 года в имении Алины Леонтьевны Дедовцы Прилукского уезда. Новобрачному было 58 лет, а его избраннице – 45. Костомаров усыновил всех детей А.Л. Кисель от первого брака. Семья супруги стала и его семьёй.

Алина Леонтьевна не просто заменила Костомарову мать, взяв на себя организацию быта известного историка. Она стала помощницей в работе, секретарём, чтицей и даже советчицей в учёных делах. Самые известные свои сочинения Костомаров написал и опубликовал, будучи уже женатым человеком. И в этом есть доля участия его супруги.

С тех пор лето историк проводил почти постоянно в селе Дедовцы, в 4-х верстах от г. Прилук (Полтавской губернии) и одно время был даже почетным попечителем Прилуцкой мужской гимназии. Зимой он жил в Петербурге, окруженный книгами и продолжая работать, несмотря на упадок сил и почти полную потерю зрения.

Из последних трудов его можно назвать «Начало единодержавия в древней Руси» и «Об историческом значении русского песенного народного творчества» (переработка магистерской диссертации). Начало второго было напечатано в журнале «Беседа» за 1872 год, а продолжение частью в «Русской Мысли» за 1880 и 1881 годы под названием «История казачества в памятниках южнорусского народного песнетворчества». Часть этого труда вошла в книгу «Литературное наследие» (СПб. 1890 г.) под названием «Семейный быт в произведениях южнорусского народного песенного творчества»; часть просто затерялась (см. «Киевская Старина», 1891 год, № 2, Документы и пр. ст. 316). Конец этой масштабной работы написан историком не был.

В то же время Костомаров писал «Русскую Историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей», тоже не оконченную (заканчивается биографией Императрицы Елизаветы Петровны) и крупные труды по истории Малороссии, как продолжение прежних работ: «Руина», «Мазепа и Мазепинцы», «Павел Полуботок». Наконец, им был написан ряд автобиографий, имеющих не одно только личное значение.

Постоянно недомогавшему еще с 1875 года Костомарову особенно повредило то, что 25 января 1884 года он был сбит с ног экипажем под аркой Главного Штаба. Подобные случаи бывали с ним и раньше, ибо полуслепой, да к тому же увлечённый своими мыслями историк, часто не замечал того, что происходит вокруг. Но прежде Костомарову везло: он отделывался лёгкими травмами и быстро поправлялся. Случай же 25 января подкосил его совершенно. В начале 1885 года историк заболел и 7 апреля скончался. Похоронен он на Волковом кладбище на так называемых «литературных мостках», на могиле его поставлен памятник.

Оценка личности Н.И.Костомарова

По наружности Н. И. Костомаров был среднего роста и далеко не красив. Ученицы в пансионах, где он преподавал в молодости, называли его «морским чучелом». Историк обладал удивительно нескладной фигурой, любил носить излишне просторную одежду, которая висела на нём, как на вешалке, был крайне рассеян и очень близорук.

Избалованный с детства излишним вниманием матери, Николай Иванович отличался полной беспомощностью (матушка всю свою жизнь сама завязывала сыну галстук и подавала носовой платок), но в то же время и необыкновенной капризностью в быту. Особенно это проявилось в зрелые годы. Например, один из частых сотрапезников Костомарова вспоминал, что престарелый историк не стеснялся капризничать за столом даже в присутствии гостей: «Придирался к каждому блюду - то он не видел, как резали после рынка курицу, и потому подозревал, что курица была не живая, то не видел, как убивали сига или ершей, или судака, а потому доказывал, что рыба была неживою куплена. Больше всего придирался к маслу, говоря, что оно горькое, хотя его брали в лучшем магазине.»

К счастью, супруга Алина Леонтьевна обладала талантом обращать прозу жизни в игру. В шутку она часто называла мужа «моё старьё» и «мой балованный старик». Костомаров, в свою очередь, так же в шутку величал её «барыней».

Ума же Костомаров был необыкновенного, знаний весьма обширных и не только в тех областях, которые служили предметом его специальных занятий (русская история, этнография), но и в таких, например, как богословие. Архиепископ Никанор, небезызвестный богослов, говаривал, что он не смеет и сравнивать своего знания Св. Писания со знанием Костомарова. Память Костомарова была феноменальной. Он был страстный эстетик: увлекался всем художественным, картинами природы более всего, музыкой, живописью, театром.

Ещё Костомаров очень любил животных. Говорят, что во время работы он постоянно держал подле себя на столе любимого кота. От пушистого компаньона словно бы зависело творческое вдохновение учёного: стоило коту спрыгнуть на пол и отправиться по своим кошачьим делам, перо в руке Николая Ивановича бессильно замирало…

Современники осуждали Костомарова за то, что он всегда умел найти какое-либо отрицательное свойство в человеке, которого при нем хвалили; но, с одной стороны, в словах его была всегда правда; с другой, если при Костомарове начинали говорить о ком-либо дурно, он почти всегда умел найти в нем и хорошие качества. В его поведении часто сказывался дух противоречия, а на деле он был крайне незлобив и скоро прощал тем людям, которые были виноваты перед ним. Костомаров был любящий семьянин, преданный друг. Его искренне чувство к своей несостоявшейся невесте, которое он сумел пронести через годы и все испытания, не может не вызвать уважения. Кроме того, Костомаров обладал и незаурядным гражданским мужеством, не отказывался от своих взглядов и убеждений, никогда не шёл на поводу ни у власти (история с Кирилло-Мефодиевским обществом), ни у радикально настроенной части студенчества («думский» инцидент).

Замечательна религиозность Костомарова, вытекающая не из общих философских воззрений, а теплая, так сказать, стихийная, близкая к религиозности народа. Костомарову, хорошо знавшему догматику православия и его мораль, дорога была также и всякая черта церковной обрядности. Посещение богослужения было для него не просто обязанностью, от которой он не уклонялся даже во время сильной болезни, но и великим эстетическим наслаждением.

Историческая концепция Н.И.Костомарова

Исторические концепции Н.И. Костомарова на протяжении вот уже более полутора столетий вызывают непрекращающиеся споры. В работах исследователей до сих пор не выработано какой-либо однозначной оценки его многогранного, подчас противоречивого исторического наследия. В обширной историографии как досоветского, так и советского периода, он предстает как крестьянский, дворянский, дворянско-буржуазный, либерально-буржуазный, буржуазно-националистический и революционно-демократический историк одновременно. Помимо этого, нередки характеристики Костомарова как демократа, социалиста и даже коммуниста (!), панслависта, украинофила, федералиста, историка народной жизни, народного духа, историка-народника, историка-правдолюбца. Современники нередко писали о нём, как об историке-романтике, лирике, художнике, философе и социологе. Потомки, подкованные марксистско-ленинской теорией, нашли, что Костомаров - историк, слабый как диалектик, но очень серьезный историк-аналитик.

Сегодняшние украинские националисты охотно подняли на щит теории Костомарова, находя в них историческое оправдание современным политическим инсинуациям. Между тем, общеисторическая концепция давно почившего историка довольно проста и искать в ней проявления националистического экстремизма, а тем более – попытки возвеличивания традиций одного славянского народа и принижение значения другого – совершенно бессмысленно.

В основу своей концепции историк Н.И. Костомаров положил противопоставление в общем историческом процессе развития России государственного и народного начал. Таким образом, новаторство его построений заключалось лишь в том, что он выступил как один из оппонентов «государственной школы» С.М. Соловьева и её последователей. Государственное начало ассоциировалось Костомаровым с централизаторской политикой великих князей и царей, народное - с общинным началом, политической формой выражения которого являлось народное собрание или вече. Именно вечевое (а не общинное, как у «народников») начало воплощало в представлении Н.И. Костомарова наиболее соответствовавшую условиям России систему федеративного устройства. Такая система позволила в максимальной степени использовать потенциальные возможности народной инициативы - истинной движущей силы истории. Государственно-централизаторское начало, по Костомарову, выступало как регрессивная сила, ослабляющая активный творческий потенциал народа.

Согласно концепции Костомарова, главными движущими силами, повлиявшими на формирование Московской Руси, были два начала - самодержавное и удельно-вечевое. Их борьба завершилась в XVII веке победой великодержавного начала. Удельно-вечевое начало, по Костомарову, «облеклось в новый образ», т.е. образ казачества. И восстание Степана Разина стало последним боем народной демократии с победившим самодержавием.

Олицетворением единодержавного начала у Костомарова выступает именно великорусский народ, т.е. совокупность славянских народностей, заселявших северо-восточные земли Руси до татарского нашествия. Южно-русские земли в меньшей степени испытали на себе иноземное влияние, а потому сумели сохранить традиции народного самоуправления и федеративные предпочтения. В этом плане весьма характерна статья Костомарова «Две русские народности», в которой утверждается, что южнорусская народность всегда отличалась большей демократичностью, тогда как великорусская имеет другие качества, а именно – созидательное начало. Великорусская народность создала у себя единодержавие (т.е. монархический строй), придавший ей первенствующее значение в исторической жизни России.

Противоположность «народного духа» «южнорусской натуры» (в которой «не было ничего насилующего, нивелирующего; не было политики, не было холодной рассчитанности, твердости на пути к назначенной цели») и «великороссов» (которым присущи рабская готовность подчиняться самодержавной власти, стремление «дать прочность и формальность единству своей земли») обусловила, по мнению Н.И. Костомарова, различные направления развития украинского и русского народов. Даже факт расцвета вечевого строя в «северно-русских народоправствах» (Новгороде, Пскове, Вятке) и утверждение единодержавного строя в южных областях Н.И. Костомаров объяснял влиянием «южноруссов», якобы основавших северорусские центры с их вечевой вольницей, тогда как подобная вольница на юге была подавлена северным самодержавием, прорываясь, лишь в образе жизни и свободолюбии украинского казачества.

«Государственники» ещё при жизни горячо обвиняли историка в субъективизме, стремлении абсолютизировать «народный» фактор в историческом процессе становления государственности, а также намеренной оппозиционности современной ему научной традиции.

Противники «украинизации», в свою очередь, уже тогда приписывали Костомарову национализм, оправдание сепаратистских тенденций, а в его увлечении историей Украины и украинским языком видели лишь дань панславистской моде, захватившей лучшие умы Европы.

Не лишним будет заметить, что в трудах Н.И. Костомарова совершенно отсутствуют четкие указания на то, что нужно воспринимать со знаком «плюс», а что выводить в «минус». Он нигде однозначно не осуждает единодержавие, признавая его историческую целесообразность. Более того, историк не говорит и о том, что удельно-вечевая демократия – однозначно хороша и приемлема для всего народонаселения Российской империи. Всё зависит от конкретных исторических условий и особенностей характера каждого народа.

Костомарова называли «национальным романтиком», близким славянофилам. Действительно, его взгляды на исторический процесс во многом совпадают с основными положениями славянофильских теорий. Это вера в будущую историческую роль славянства, и, прежде всего, тех славянских народов, которые населяли территорию Российской империи. В этом отношении Костомаров пошел даже дальше славянофилов. Как и они, Костомаров верил в соединение всех славян в одно государство, но в государство федеративное, с сохранением национальных и религиозных особенностей отдельных народностей. Он надеялся, что при долголетнем общении естественным, мирным путем сгладится разница между славянами. Как и славянофилы, Костомаров искал идеала в национальном прошлом. Этим идеальным прошлым могло быть для него лишь такое время, когда русский народ жил по собственным оригинальным принципам жизни и был свободен от исторически заметного влияния варягов, византийцев, татар, поляков и т. д. Угадать эти основополагающие принципы народной жизни, угадать сам дух русского народа, - вот вечная цель работы Костомарова.

С этой целью Костомаров постоянно занимался этнографией, как наукой, способной познакомить исследователя с психологией и истинным прошлым каждого народа. Его интересовала не только русская, но и общеславянская этнография, особенно этнография Южной Руси.

Весь XIX век Костомарова чествовали как предтечу «народнической» историографии, оппозиционера самодержавному строю, борца за права малых народностей Российской империи. В XX веке его взгляды были признаны во многом «отсталыми». Со своими национально – федеративными теориями он не вписывался ни в марксистскую схему общественных формаций и борьбы классов, ни в великодержавную политику заново собранной Сталиным уже советской империи. Непростые отношения России и Украины в последние десятилетия вновь налагают на его труды печать некоторых «лжепророчеств», давая почву нынешним особенно ретивым «самостийникам» создавать новые исторические мифы и активно использовать их в сомнительных политических играх.

Сегодня всем желающим переписывать историю России, Украины и других бывших территорий Российской империи следовало бы обратить внимание на то, что Н.И.Костомаров пытался объяснить историческое прошлое своей страны, подразумевая под этим прошлым, прежде всего, прошлое всех населяющих её народов. Научное творчество историка никогда не предполагает призывов к национализму или сепаратизму, и уж тем более - стремления поставить историю одного народа выше истории другого. Тот, кто имеет подобные цели, как правило, выбирает для себя иной путь. Н.И.Костомаров остался в сознании современников и потомков как художник слова, поэт, романтик, учёный, до конца жизни работавший над осмыслением новой и перспективной для XIX века проблемой влияния этноса на историю. Как-то иначе трактовать научное наследие великого русского историка, спустя полтора века после написания его основных работ, не имеет никакого смысла.

«В истории, как в жизни, раз сделанный промах влечет за собой ряд других, и испорченное в несколько месяцев и годов исправляется веками».
Н. Костомаров

Портрет Николая Ивановича Костомарова , художник Маковский К. Е.

Заслуги Костомарова для становления отечественной исторической науки невозможно переоценить. Николай Иванович автор более 160 исторических сочинений, ученый со своим видением русского исторического процесса.

Роль Н.И. Костомарова в развитии русской и украинской историографии огромна. Он был первым ученым Восточной Европы, радикально изменившим подход к работе историка, поставив во главу угла не описание событий и личностей, а историю народа в его социокультурной целостности и единстве разнообразнейших сфер жизни. Костомаров первый историк в России, понимающий историю, как народную психологию.

Он говорил о свободном развитии славянских народов: русских, украинцев, белорусов и федеративном устройстве славянских государств, осуждал крепостничество, ратовал за ослабление централизованной власти. Суждения ученого не отвечали требованиям власть предержащих в XIX веке, не попал он в пантеон «правильных» историков и в Социалистической России, не смотря на то, что труды Костомарова изучали и конспектировали Карл Маркс, Ленин, зачислен историк был по разряду идеологов буржуазного национализма, почти не упоминаемых, не издаваемых.

И все же позже работы Н.И. Костомарова получили известность и признание не только в России и Украине, но и в странах Западной Европы, в США, Канаде. В 1967 году по решению ЮНЕСКО во всем мире отмечалось 150-летие со дня рождения Костомарова.

Академик Петр Петрович Толочко на праздновании 175-летия со дня рождения Костомарова сказал:

«То, что сделал в науке Николай Иванович Костомаров, для одной человеческой жизни мало. Крупнейший отечественный историк. Многим он не удобен из-за нетрадиционности своих взглядов. Украинцам казалось, что Костомаров не достаточно «украинец» в научных исследованиях. Русские же не хотели понимать, о какой южнорусской ветви он толкует. А ныне подтверждается, что ученый предвидел ход истории… Народничество Костомарова оказало большое влияние на всю украинскую историческую школу второй половины XIX - начала XX столетия, хотя самому ученому принесло немало неприятностей. Он отличался от представителей официальной исторической науки России своим демократизмом, высоким чувством обязанности перед правдой истории, нетрадиционными взглядами… Необходимо признать, что он и его творчество по праву принадлежит двум народам; украинскому и русскому. Беда только, что до этого времени мы не смогли, должным образом, оценить его подвижническую работу, сделать достоянием наших народов его величайшее творческое наследие, достойно увековечить память о нем».

Николай Иванович Костомаров родился в селе Юрасовка , ныне Ольховского района Воронежской области 4 мая 1817 года. Отец его, Иван Петрович Костомаров, был местный помещик, а мать, Татьяна Петровна Мыльникова (Мельникова) , его крепостная крестьянка с Украины. Николай Иванович родился вне брака - отец женился на его матери позже, сына он так и не успел усыновить.

Дом -музей Николая Костомарова

Когда Николаю исполнилось одиннадцать лет, его отца убили крепостные крестьяне, за жестокое обращение с ними, и остался Николай подневольным крепостным холопом. Больших трудов стоило Татьяне Петровне выкупить сына из рабства у двоюродного брата мужа. В 1833 году Николай окончил Воронежскую гимназию и поступил в Харьковский университет .

В 1842 году Костомаров подает в Харьковский университет диссертацию «О значении унии в Западной России ». На основе фактического материала Костомаров ярко изображал властолюбие патриархов, безнравственность православного духовенства, тяжелое положение крестьян, пользу, которую принесла просвещению на Украине необходимость борьбы с унией. По приказу министра народного просвещения С.С. Уварова защита Костомарова была отменена, а все экземпляры диссертации были сожжены.

В 1843 году Костомаров подал новую диссертацию - «Об историческом значении русской народной поэзии » и защитил ее в начале следующего года. В 1846 году Костомаров получает место преподавателя русской истории в Харьковском университете, а за год до этого становится одним из организаторов политического тайного «Общества св. Кирилла и Мефодия », в которое вошли такие деятели украинской культуры, как Т.Г. Шевченко , В.М. Белозерский, Аф. Маркевич .

Мечтой членов общества была Федерация всех славянских народов, с отсутствием крепостного права в любом виде, с отсутствием таможен, свободной торговлей, при автономии внутренней политики каждой части федерации.

В 1847 году по доносу все члены общества были арестованы. Костомарова арестовали накануне его свадьбы с Алиной Леонтьевной Крагельской (1830-1908). В ночь на 30 марта 1847 года Н.И. Костомаров был взят под стражу и отправлен в Петербург. Год он провел в Петропавловской крепости , а затем был сослан в Саратов , с запрещением издавать свои труды и заниматься преподаванием.

Костомаров и Крагельская

В Саратове он познакомился с Г. Чернышевским , продолжил заниматься научными исследованиями, ездил в этнографические экспедиции, начатые еще на Украине, знакомился с раскольниками.

В 1856 году с Костомарова был снят надзор полиции и запрет публиковаться. В 1859 году он стал профессором Петербургского университета, возглавил кафедру русской истории. На его лекции приходило огромное количество студентов и вольнослушателей, молодежь его боготворила. Костомаров был талантливым оратором, по окончании лекции студенты устраивали долгие овации и выносили любимого преподавателя из аудитории на руках. Оригинальные концепции, излагаемые Николаем Ивановичем, вызывали живейший интерес у современников, к нему тянулись ученые, интеллигенция, студенчество.

Пятидесятые и первая половина семидесятых годов XIX в. - расцвет научной деятельности Костомарова. Он много работает в архивах, издает научные работы, самые известные из которых - «Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей » и «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетия ». Будучи членом Археографической комиссии, он издал 12 томов актов по истории Украины и написал ряд отдельных монографий, которые должны были позднее составить «Историю Украины ».

Двадцать восемь лет спустя, в 1875 году Костомаров все-таки обвенчался с Алиной Леонтьевной Кисель (урожденной Крагельской) , за годы, что они не виделись, она вышла замуж, родила троих детей, овдовела. Они прожили вместе 10 лет, в 1887 году Николай Иванович умер. В последние годы жизни он тяжело болел, практически ослеп. Костомаров упокоился на Литераторских мостках в Санкт-Петербурге. Алина Леонтьевна, похоронив Костомарова, распорядилась его научным и литературным наследием.

«Истинная любовь историка к своему Отечеству может проявляться только в строгом уважении к правде» , — повторял Николай Иванович . Этому принципу он следовал всю свою жизнь.

На нашей выставке мы представили прижизненные издания книг и журнальных статей Н.И. Костомарова , показывающие разнообразие его трудов, как научно исторических, так и литературных. Все экспонируемые издания - из личной библиотеки Г. В. Юдина. Изучая историю бытования книг из библиотеки сибирского библиофила, мы выяснили, что в его собрании трудов Костомарова есть книги, ранее принадлежавшие известным людям.

Так, экземпляр книги «Архив исторических и практических сведений, относящихся до России», 1860 (кн. 1) , ранее принадлежал крупнейшему историку дореволюционной России Сергею Михайловичу Соловьеву (1820-1879). Экземпляр книги «Очерк торговли Московского государства в XVI-XVII столетиях», 1862 , ранее принадлежал юристу и педагогу Александру Августовичу Герке (1878-1954), который окончил Императорское Училище правоведения в 1899 г. и в 1904 г. - историко-филолологический факультет Петербургского университета, был оставлен для приготовления к профессорскому званию. Секретарь Петербургской судебной палаты, чиновник Министерства юстиции, титулярный советник. После Октябрьской революции 1917 года, преподаватель истории в гимназиях и школах.

Елена Альбертовна Лактионова

Осторожно - история!
К 200-летию Николая Ивановича Костомарова / май, 2017

Если бы Николай Иванович, уроженец Воронежской губернии, членкор Императорской академии, действительный статский советник, узнал, как распорядятся его наследием в ХХ и ХХI веках, он, пожалуй, мог и пересмотреть свои украинофильские взгляды. Если бы Костомаров мог предвидеть, что Харьков, университет которого он окончил, окажется на территории враждебного России государства, вполне вероятно, не организовал бы и тайное Кирилло-Мефодиевское братство - своеобразный штаб по «освобождению Украины». Ещё Костомаров и укрофилия

Николай Костомаров. Художник Николай Ге. 1870 год

Иллюстрации к "Н. И. Костомаров: биографическая справка"

Два начала
Андрей Тесля , историк

Судьба Николая Костомарова, в том числе и посмертная, сложилась одновременно причудливо и закономерно. Начнём с того, что определить, был ли он «русским» или «украинцем», затруднительно, даже если руководствоваться его собственными оценками.

Когда Костомаров являлся создателем и одним из ключевых действующих лиц Кирилло-Мефодиевского общества (1845-1847), первого модерного националистического украинского движения, он определял себя как «русского», «великоросса», а в 1870-е годы, когда его националистическая позиция стала гораздо более компромиссной, умеренной, он уже считал себя «украинцем».

Позднее, в первой половине XX века, историками будет интенсивно обсуждаться вопрос - следует ли включать его в курс русской историографии или же он принадлежит украинской, а если и той и другой, то как разделить его научное и просветительское наследие между двумя национальными историографиями.

Подобная ситуация типична для фигур «пограничья»: они одновременно принадлежат к разным сообществам. И в то же время каждое из сообществ (национальных, культурных и т.п.) вынуждено отбрасывать или «уводить в тень» те черты, которые препятствуют прямолинейной трактовке.

Костомаров был типичным - в смысле отнюдь не «усреднённости», но полноты проявления типа - историком-романтиком: целью исторического труда для него являлось воспроизведение прошлого, он стремился передать «дух» прошлого, понимая при этом под последним не «яркие события» и «великих личностей», но в первую очередь историю «народа». Именно народ выступал для него подлинным героем истории, о нём, о его прошлом должна была рассказывать наука - для того, чтобы явиться инструментом самосознания в настоящем.

Сказанному внешне противоречит перечень основных трудов Костомарова - начиная со сделавшего его знаменитым во всей читающей России «Богдана Хмельницкого» (1858) до создававшейся позднее «Русской истории в жизнеописаниях главнейших её деятелей». Костомаров всегда писал либо о больших личностях, по крайней мере лицах, заметных в истории, либо о масштабных событиях - таких, как «Смутное время» или «Последние годы Речи Посполитой». И тем не менее для него самого в этом не было противоречия - народ проявляется в своих выдающихся людях, он становится виден в великих событиях. И чтобы понять, осознать эти события, надлежит знать и понимать повседневность, обычный, рядовой уклад жизни - отсюда его обширные бытовые описания.

Русская история виделась ему как история противоборства двух последовательно сменявших друг друга начал - федералистского, вечевого и государственного, самодержавного. Первое дольше всего удержалось на юге, среди «южнорусской народности», второе обрело своего носителя в Московском государстве, созданном великорусами. Поздние проявления первого начала Костомаров видел в народных бунтах, в казатчине.

«Мы симпатизируем им, - утверждал Костомаров, - поскольку они являются выражением стремления к свободе, но успех их, доведись им одержать победу, стал бы лишь другим выражением того же начала, против которого они боролись». Начало Москвы, по Костомарову, чудовищно - и в то же время исторически неизбежно, государственные люди Москвы вызывают чувство нравственного негодования, но только такие могли достичь исторического успеха.

Книги Костомарова читались сочувственным взглядом - читатель нередко вычитывал даже больше, чем имел в виду автор, неслучайно его сочинения были столь популярны среди народников. Они видели в них не столько повествование о казацкой вольнице, сколько об истории прошлой русской свободы - на Украине, в Новгороде, в Пскове, а также о способности русских людей самим решать свою судьбу, что они доказали во времена Смуты.

Превратно понятый
Олег Неменский , историк, публицист

Есть по меньшей мере два Костомарова - в России его знают как русского историка, а на Украине как одного из отцов украинской нации. Но настоящего Костомарова сейчас мало кто слышит. Он политически неуместен и здесь, и там, а некоторые его тексты читаются ныне совсем не так, как при его жизни.

Его сочинения часто переиздаются, хотя это тексты человека, который великорусскую жизнь явно не понимал и не любил. Себя он чувствовал представителем малорусской народности, заботе о которой он отдавал много сил.

В 1846 году, основав в Киеве тайное Кирилло-Мефодиевское братство, Костомаров вместе с П. Кулишом написали небольшие сочинения, где впервые говорилось об особом украинском народе. Это дало начало движению украинофильства, которое принято считать своего рода ранней редакцией украинского национализма. Однако вся дальнейшая деятельность и Костомарова, и Кулиша скорее говорит об обратном.

Земли Юго-Западной Руси в начале XIX века заметно ощутили на себе действие имперского центра, который пришёл сюда со своими стандартами, в том числе в сфере культуры и исторической памяти. Важнейшим текстом по истории, ставшим каноном и литературного языка, и модели прошлого, стала издававшаяся всю первую четверть века «История государства Российского» Н. Карамзина. Это была не история народа, а история государственности, сводящаяся к истории правителей. Западная Русь, которая до недавнего времени жила в составе иных государств, просто выпадала из рассмотрения, а в итоге и из общественного внимания. Весь многолетний опыт её истории, культуры - всё это оказывалось как бы незначимым. И вот нашлись люди, пожелавшие защитить своеобразие малорусской жизни.

Костомаров поставил цель - выявить исторические особенности разных частей русского народа, независимо от их участия в государственном строительстве. Он писал: «Найти и уловить эти особенности народной жизни частей русского государства составляло для меня задачу моих занятий историей». Но очень важно подчеркнуть: Костомаров никогда не говорил о нерусскости описываемой им Украины. Наоборот, пытался придать представлениям о русском народе более сложносоставной характер, учитывающий «своеобразные признаки южнорусской народности»: «Оказывается, что русская народность не едина; их две, а кто знает, может быть, их откроется и более, и тем не менее они - русские», - писал он в программном тексте «Две русские народности».

В отличие от более поздних украинских националистов, Костомаров заявлял о необходимости «мыслить на общерусском языке» и подчёркивал своё русское самосознание. Он говорил о «принадлежности» украинцев «к общему русскому миру», об их «древней связи с общерусским миром», с «русским материком». Сейчас за такие взгляды на Украине можно легко попасть в список «врагов нации». В отличие от националистов, Костомаров выступал не за отделение от этого материка, а наоборот, против «московского партикуляризма», как он называл стремление великороссов считать только себя, свою историю и традицию по-настоящему русскими. Он хотел видеть Юго-Западную Русь равноправной частью единой русской общности: «Малорусы же никогда не были покорены и присоединены к России, а издревле составляли одну из стихий, из которых складывалось русское государственное тело».

Злой насмешкой и укором выглядят сейчас слова Костомарова об идеях обособления Украины от России: «Только при глубоком незнании смысла нашей прошедшей истории, при непонимании духа и понятий народных можно дойти до нелепых опасений расторжения связи двух русских народностей при их равноправности». «Мысль об отделении Малой России от империи, - отмечал он, - …в одинаковой степени нелепа, как мысль о самобытности всякого удельного княжения, на которые когда-то разбивалась Русская земля…»

Да, его желание обосновать равноправие и взаимозависимость «двух русских народностей» сыграло с ним злую шутку: описывая их исторические характеры как прямо противоположные (и потому взаимно дополняющие друг друга в общем государстве), он во многом задал тон другим сочинениям, авторы которых пытались описывать противоположность украинцев русским уже как аргумент в пользу размежевания. Но за этим кроется и гораздо большая проблема: трудно отказать местной традиции в праве отстаивать свою особость, но как предотвратить эволюцию этой защиты в открытое противостояние? Этот вопрос актуален и сегодня, однако труды Костомарова, а особенно их дальнейшая судьба, к сожалению, не дают нам ответа.

И всё же заданная им модель разных «русских народностей», которых он со временем нашёл аж шесть, заставляет о многом задумываться. Сейчас, когда на Украине идёт война идентичностей, решается вопрос, кому она достанется - тем, кто видит себя особыми русскими - да, не великорусами, а наследниками местной русской традиции, или тем, для кого всё русское видится злом, подлежащим уничтожению. В этом конфликте Костомаров явно не на стороне последних.

«Н. И. Костомаров».
1850-е.

КОСТОМАРОВ Николай Иванович (04.05.1817-07.04.1885 гг.) – украинский и русский историк, этнограф, писатель, критик.

Н. И. Костомаров был внебрачным сыном русского помещика и малороссийской крестьянки. В 1837 г. окончил Харьковский университет. В 1841 г. подготовил магистерскую диссертацию «О причинах и характере унии в Западной России», которая была запрещена и уничтожена за отход от официальной трактовки проблемы. В 1844 г. Костомаров защитил диссертацию «Об историческом значении русской народной поэзии». С 1846 г. он занимал должность профессора Киевского университета по кафедре истории.

Вместе с Т. Г. Шевченко он организовал тайное Кирилло-Мефодиевское общество, был автором его устава и программы. Эта тайная националистическая политическая организация впервые поставила вопрос о независимости Малороссии от России, считая Малороссию самостоятельным политическим образованием – Украиной. Члены общества ставили целью создать славянское демократическое государство во главе с Украиной. В него должны были войти Россия, Польша, Сербия, Чехия, Болгария. В 1847 г. общество было закрыто, а Костомаров арестовали и после годичного заключения сослали в Саратов.

До 1857 г. историк служил в Саратовском статистическом комитете. В Саратове познакомился с Н. Г. Чернышевским. В 1859-1862 гг. был профессором русской истории в Петербургском университете.
Арест, ссылка, работы по истории народных движений («Богдан Хмельницкий и возвращение Южной Руси к России», «Смутное время Московского государства», «Бунт Стеньки Разина») создали Костомарову широкую известность. Для популярного чтения Костомаров написал «Русскую историю в жизнеописаниях ее главнейших деятелей». Он был одним из организаторов и сотрудником журнала «Основа» (1861-1862 гг.), который выходил на русском и украинском языках. Выступал в журналах «Современник» и «Отечественные записки».

Как теоретик украинского национализма и сепаратизма, Костомаров выдвинул теорию «двух начал» - вечевого и единодержавного – в истории народа Малороссии, который он считал самостоятельным, не русским. Он считал, что исключительная особенность Украины – в ее «бесклассовости» и «безбуржуазности». Костомаров обращается к этнографическому материалу как к основному, по его мнению, для понимания истории народа. По его мнению, главная задача историка – исследование быта, «народной психологии», «духа народа», а этнография – лучшее средство для этого.

Костомаров был поэтом-романтиком. Он опубликовал сборники стихов «Украинские баллады» (1839 г.), «Ветка» (1840 г.). В драмах «Савва Чалый» 91838 г.), «Переяславская ночь» (1841 г.) в националистическом духе изобразил национально-освободительную борьбу народа Малороссии в 17 в.

Школьная энциклопедия. Москва, «ОЛМА-ПРЕСС Образование». 2003 год.

«Портрет историка Костомарова».
1878.

Николай Иванович Костомаров родился в 1817 г. в помещичьей семье в селе Юрасовка Острогожского уезда Воронежской губернии. С 1833 г. учился в Харьковском университете на историко-филологическом факультете, в 1844 г. получил звание магистра. Уже в 1839 г. он издал два сборника украинских песен - «Украинские баллады» и «Ветка». Так началось его становление как литератора и этнографа, великолепного знатока украинской поэзии.

По окончании университета он учительствует в ровенской, а затем в киевской первой гимназии, а в июне 1846 г. его избирают адъюнктом русской истории Киевского университета св. Владимира. Как впоследствии вспоминал Костомаров, процедура избрания его советом университета состояла в том, что он должен был прочесть на совете лекцию на заданную тему. В данном случае она сводилась к вопросу, «с какого времени следует начинать русскую историю». Лекция «произвела самое хорошее впечатление. По удалении моем из зала совета, - писал Костомаров, - произведена была баллотировка, а через час ректор университета, профессор астрономии Федотов, прислал мне записку, в которой известил, что я принят единогласно и не оказалось ни одного голоса, противного моему избранию. То был один из самых светлых и памятных дней моей жизни. Университетская кафедра давно уже для меня была желанною целью, которой достижения, однако, я не надеялся так скоро».

Так началась его научно-педагогическая деятельность на поприще истории России и Украины. И хотя Костомаров в цитированных выше воспоминаниях и писал, что он с этого момента «начал жить в совершенном уединении, погрузившись в занятия историею», он не стал кабинетным ученым, своего рода Пименом, равнодушным к «добру и злу». Он не оставался глухим к зову реалий современной ему жизни, впитывая и разделяя освободительные идеи передовых людей России и Украины, широко распространявшиеся в начале 40-х годов прошлого столетия. Знакомство с первым выпуском «Кобзаря» Шевченко (1840 г.), с его поэмой «Гайдамаки» (1841 г.) и бессмертным «Заповiтом» (1845 г.) оказало стимулирующее воздействие на Костомарова и его друзей, организовавших «Славянское товарищество св. Кирилла и Мефодия» (так оно названо в уставе, но известно под названием «Кирилло-Мефодиевского общества»). В 1990 г. вышло трехтомное собрание документов, отражающих историю этой организации и дающих возможность впервые досконально изучить это яркое историческое явление и роль Костомарова в нем. Среди так называемых вещественных доказательств в «деле Костомарова» находим его рукопись (автограф) на украинском языке под названием «Книга буття украiнського народу» («Книга бытия украинского народа»), где в форме библейского сказания формулируются важнейшие мировоззренческие позиции автора.

В стихе 10 автор пишет: «И Соломона, мудрейшего из всех людей, попустил Господь в великое безумие, а потому он это сделал, чтобы показать, что хоть какой будет умный, а как станет самодержавно править, то одуреет». Затем, живописуя уже евангельские времена, автор констатирует, что цари и паны, приняв учение Христа, извратили его («попереверчували»). Это злодейское деяние Костомаров конкретизирует примером истории Руси, показывая, как свободно жили русичи без царя, а когда он воцарился, «кланяясь и целуя ноги хану татарскому басурману, вместе с басурманами закрепостил народ москалей» (стих 72). А когда «царь Иван в Новгороде душил и топил по десятку тысяч народу за один день, летописцы, рассказывая это, называли его христолюбивым» (стих 73). На Украине же «не сотворили ни царя, ни пана, а сотворили братство-козачество, к которому каждый мог примкнуть, будь он пан или невольник, но обязательно христианин. Там все были равны, и старшины избирались и обязаны были служить всем и на всех работать. И никакой помпы, никакого титула не было между козаками» (стих 75-76). Однако польские «паны и иезуиты хотели насильно повернуть Украину под свою власть… тогда на Украине появились братства, такие, как были у первых христиан», но Украина все же попала в неволю к Польше, и только восстание народа освободило Украину от польского ярма, и она пристала к Московии, как к славянской стране. «Однако скоро увидела Украина, что попалась в неволю, она, по своей простоте, еще не знала, что такое царь, а царь московский это все равно, что идол и мучитель» (стихи 82-89). Тогда Украина «отбилась от Московии и не знала, бедная, куда ей повернуть голову» (стих 90). В результате она была разделена между Польшей и Русью, а это «есть самое негодное дело, что когда-либо случалось в мире» (стих 93). Затем автор сообщает о том, что царь Петр «положил сотни тысяч Козаков в канавах и на их костях построил себе столицу», а «царица Екатерина-немка, курва всесветная, явная безбожница, - доканала козачество, так как отобрала тех, которые были старшиной на Украине, и наделила их вольными братьями, и стали одни панами, а другие - невольниками» (стихи 95-96). «И так пропала Украина, но это только кажется» - заключает автор (стих 97) и намечает выход: - Украина «скоро проснется и крикнет на всю широкую Славянщину, и услышат ее крик, и встанет Украина и будет независимой Речью Посполитою (т. е. республикой. - Б. Л.) в славянском союзе» (стихи 108-109).

Если к этому добавить и стихотворение, тоже на украинском языке, которое было изъято во время обыска на квартире Костомарова и ошибочно приписано жандармами Т. Г. Шевченко, но на самом деле написанное Костомаровым, то можно определить мировоззренческие и историко-философские позиции 30-летнего историка. Многое, конечно, для нас неприемлемо (например, тезис о том, что Екатерина II создала феодальный строй на Украине), однако анализ стихов позволяет определить идеологию Кирилло-Мефодиевского общества как национально-освободительную и демократическую; в формировании ее Костомаров, очевидно, принимал деятельное участие. Отметим, что Костомаров не был, пользуясь современным ходким термином, ни русофобом, ни полонофобом, ни украинским националистом. Он был человеком, глубоко верящим в необходимость братского единения всех славянских народов на демократических началах.

Естественно, что на допросах Костомаров отрицал наличие общества и свою принадлежность к нему, объяснял, что золотое кольцо с надписями «Кирие элейсон» («Господи помилуй». - Б. Л.) и «Св. Кирилл и Мефодий» вовсе не знак принадлежности к обществу, а обычное кольцо, которое носят на пальце христиане в память о святых, ссылаясь при этом на широко распространенное кольцо с надписью в память святой Варвары. Но все эти объяснения не были приняты следователями и, как видно из определения III отделения собственной его императорского величества канцелярии от 30-31 мая 1847 г., утвержденного царем, он был признан виновным (тем более «что он был старее всех по летам, а по званию профессора обязан был отвращать молодых людей от дурного направления») и приговорен к заключению «в Алексеевский равелин на один год» с последующей отправкой «на службу в Вятку, но никак не по ученой части, с учреждением за ним строжайшего надзора; изданные же им под псевдонимом Иеремии Галки сочинения „Украинские баллады“ и „Ветка“ воспретить и изъять из продажи».

Николай I разрешил свидания Костомарова с матерью только в присутствии коменданта крепости, а когда мать начала буквально бомбардировать III отделение прошениями о досрочном освобождении сына и отправке его в Крым на лечение в связи с его болезнью, ни одно прошение не было удовлетворено, на них всегда появлялась краткая, как выстрел, резолюция «нет», начертанная рукой управляющего отделением Л. В. Дубельта.

Когда же Костомаров отсидел год в крепости, то и тогда он вместо испрашиваемой матерью замены ссылки в г. Вятку ссылкой в г. Симферополь был по распоряжению Николая I отправлен в г. Саратов с выдачей ему 300 руб. серебром единовременного пособия. Правда, вовсе не из чувства сострадания, а только потому, что, как докладывал всесильный шеф жандармов и начальник III отделения генерал-адъютант Орлов, надломленный Костомаров «поставил себе первым долгом письменно изъявить живейшую верноподданическую признательность Вашему Императорскому Величеству за то, что Ваше Величество, вместо строгого наказания, по чувствам благости своей, даровали ему еще возможность загладить усердною службою прежнее его заблуждение». Эта отправка в Саратов не означала еще полного освобождения, так как Костомарова сопровождал жандарм, поручик Альпен, который должен был следить за тем, чтобы его поднадзорный не входил «с посторонними лицами в излишние разговоры». Поручик, так сказать, «сдал» Костомарова саратовскому гражданскому губернатору М. Л. Кожевникову. Правда, Орлов приписал на официальном отношении к Кожевникову: «Прошу быть к нему милостиву, человек с достоинствами, но заблуждался и искренне раскаивается», что, впрочем, не помешало ему обратиться к министру внутренних дел Л. А. Перовскому с предложением об установлении над Костомаровым «строжайшего надзора». Аналогичное распоряжение он отправил начальнику 7-го округа корпуса жандармов Н. А. Ахвердову, чтобы тот установил в подведомственном ему Саратове секретное наблюдение за Костомаровым и докладывал через каждые полгода о его поведении.

Саратовская ссылка - важный этап в идейном развитии Костомарова, здесь он сблизился с Н. Г. Чернышевским и историком Д. Л. Мордовцевым, только начавшим в эти годы разрабатывать историю народных движений и самозванства. Работая в губернском правлении, Костомаров имел возможность ознакомиться с секретными делами, среди которых имелись дела и по истории раскола. В Саратове он написал ряд трудов, которые при их публикации уже после ссылки и в условиях общественного подъема 50-60-х годов XIX в. стали широко известны, выдвинув их автора в первый ряд среди тогдашних историков. Особое место в этих исследованиях занимают труды по украинской истории.

В эти же годы Костомаров добивается, говоря современным языком, реабилитации. 31 мая 1855 г. он обращается к недавно вступившему на престол Александру II с прошением, в котором пишет: «В настоящее время, когда Ваше Императорское Величество изволили ознаменовать Ваше вступление на престол делом безмерного милосердия, проливающего луч утешения самым тяжелым преступникам, я дерзаю молить державную благость Вашу, государь, о милосердии ко мне. Если бы надзор надо мной ограничивался единственно наблюдением над моими политическими убеждениями, то я бы и не осмелился желать освободиться от него, ибо я других убеждений не имею, кроме тех, какие предписывает мне закон и любовь к своему монарху. Но надзор полиции, соединенный с необходимостью находиться исключительно в одном месте, стесняет меня в моей служебной и домашней жизни и лишает меня средств к поправлению болезни зрения, которою я страдаю уже несколько лет. Государь-отец! Удостойте оком сострадания одного из заблуждавшихся, но истинно раскаявшихся детей великого Вашего семейства русского, соизвольте предоставить мне право служить Вам, государь, и жительствовать невозбранно во всех местах Российской империи Вашего Императорского Величества»

Коллегия прошений переслала прошение Костомарова в III отделение. 27 июня 1855 г. А. Ф. Орлов в своем письменном докладе поддерживает просьбу Костомарова, попутно сообщая, что «из лиц, прикосновенных к тому же обществу, коллежский регистратор Гулак, который был главною причиною составления общества, а также чиновники Белозерский и Кулиш, не менее Костомарова виновные, уже получили всемилостивейшее прощение». На этом документе Александр II карандашом наложил резолюцию «согласен». Но это сравнительно быстрое удовлетворение просьбы Костомарова все же еще не означало предоставления полной свободы деятельности, так как А. Ф. Орлов, сообщая министру внутренних дел Д. Г. Бибикову о решении царя, предупредил, что Костомарову не разрешается служить «по ученой части». Итак, освобожденный от надзора Костомаров в декабре 1855 г. выехал в Петербург. В это же время он предложил редактору «Отечественных записок» свою работу «Век царя Алексея Михайловича», но цензор журнала потребовал справку о снятии запрещений на сочинения Костомарова, наложенных еще в 1847 г. Костомаров в январе 1856 г. обратился с просьбой о разрешении публикации этой статьи в III отделение и получил разрешение на публикацию с резолюцией Л. В. Дубельта: «Только строго цензировать».
Из крупных работ Костомаров публикует в 1856 г. в «Отечественных записках» свою работу «Борьба украинских Козаков с Польшею в первой половине XVII века до Богдана Хмельницкого», а в 1857-м - «Богдан Хмельницкий и возвращение Южной Руси к России». Эти исследования знакомили широкий круг русской читающей публики с яркими страницами истории братского народа, утверждали неразрывность исторических судеб двух славянских народов. Они явились также заявкой на дальнейшее развитие украинской тематики.

Но и в области русской истории Костомаров продолжал заниматься ранее не исследованными проблемами. Так, в 1857-1858 гг. «Современник» печатает его работу «Очерк торговли Московского государства в XVI и XVII столетиях», а в 1858-м появляется на страницах «Отечественных записок» его знаменитый «Бунт Стеньки Разина» - произведение остроактуальное в условиях назревавшей первой революционной ситуации в России.

Но оставалась еще одна преграда его научно-педагогической деятельности. 27 сентября 1857 г. Костомаров пишет новому начальнику III отделения В. А. Долгорукову: «Не сознавая в себе ни охоты, ни способностей к гражданской службе и притом занимаясь с давнего времени отечественной историею и древностями, я желал бы вступить снова в ученую службу по ведомству Министерства народного просвещения… Если милость государя императора, освободившая меня от надзора, не отменяет прежнего высочайшего повеления в бозе почившего государя императора о недопущении меня к ученой службе, благоволите, ваше сиятельство, повергнуть к стопам всемилостивейшего государя императора мою всеподданническую просьбу о даровании мне права вступить в ученую службу по ведомству Министерства народного просвещения». Князь Василий Андреевич уже 8 октября распорядился переговорить по этому поводу с министром народного просвещения, последний же счел «неудобным допущение Костомарова служить по ученой части, разве только библиотекарем».

Между тем совет Казанского университета в 1858 г. избрал Костомарова профессором; как следовало ожидать. Министерство народного просвещения не утвердило это избрание. Однако в 1859 г. попечитель Петербургского учебного округа ходатайствовал о назначении Костомарова исправляющим должность ординарного профессора российской истории Петербургского университета, о чем свидетельствует отношение товарища министра народного просвещения В. А. Долгорукову. Последний сообщил, что для этого требуется высочайшее разрешение, которое, очевидно, было получено, так как в справке III отделения от 24 ноября 1859 г. читаем: «Костомаров известен своею ученостию по части истории, и первая лекция, прочитанная им на днях в здешнем университете, заслужила общее одобрение слушателей, в числе которых было много посторонних лиц».

Итак, попытка совета Петербургского университета избрать Костомарова экстраординарным профессором по кафедре русской истории увенчалась успехом. Костомаров «завоевывает» столицу благодаря нашумевшей дискуссии с известным историком М. П. Погодиным о крепостничестве в России, а годом позже - в связи с его аргументированным выступлением против так называемой норманнской теории происхождения Руси, разделяемой Погодиным…

Для характеристики степени общественной активности и душевного состояния Костомарова с момента, когда он был освобожден от надзора и ссылки, и до утверждения его профессором Петербургского университета нелишне будет сообщить, что он успел в 1857 г. в течение восьми месяцев посетить Швецию, Германию. Францию, Италию и Австрию, попутно работая в архивах и библиотеках (особо отметим работу в Швеции, давшую материал для монографии о Мазепе), а после возвращения в 1858 г. непосредственно включился в работу по подготовке крестьянской реформы, став делопроизводителем Саратовского губернского комитета по улучшению быта помещичьих крестьян. В 1859 г., когда губернские комитеты фактически прекратили свою деятельность, он переехал в Петербург, заменив ушедшего в отставку профессора Н. Г. Устрялова.
К началу 60-х годов Костомаров прочно утвердился как превосходный лектор и один из ведущих историков. Он опубликовал в «Современнике» в 1860 г. «Очерк домашней жизни и нравов великорусского народа в XVI и XVII столетиях», в «Русском слове» - работу «Русские инородцы. Литовское племя и отношения его к русской истории», и, наконец, в 1863 г. вышло отдельной книгой одно из фундаментальнейших исследований Костомарова «Севернорусское народоправство во времена удельно-вечевого уклада. Новгород - Псков - Вятка».

К этому времени Костомаров, освистанный недовольными студентами, вынужден был покинуть преподавательскую кафедру. Студенты недовольны были, как им казалось, неблаговидным поступком профессора, не присоединившегося к акции протеста против высылки профессора П. В. Павлова. Этот эпизод достаточно подробно описан Костомаровым в его автобиографии. Воспользуемся его рассказом. Когда в 1861 г. в связи со студенческими выступлениями был закрыт Петербургский университет, а в начале 1862 г. много арестованных студентов выпущено из крепости, возникла идея чтения публичных лекций за весьма умеренную плату, чтобы наверстать вызванные закрытием университета потери. Костомаров в начале февраля 1862 г. начал чтение курса русской истории с XV в. По его собственным словам, он не вмешивался в студенческие дела: «Я не принимал ни малейшего участия в тогдашних (1861 г. - Б. Л.) университетских вопросах, и хотя студенты часто приходили ко мне, чтобы потолковать со мною, что им делать, но я отвечал им, что не знаю их дел, что знаю только науку, которой всецело посвятил себя, и все, что не относится непосредственно к моей науке, меня не интересует. Студенты были очень недовольны мною за такую постановку себя к их студенческому делу…». Это был тот фон, на котором разыгрались события весны 1862 г., когда уже функционировал свободный университет, доступный для всех желающих слушать читаемые в просторном зале городской Думы лекции. 5 марта профессор этого университета П. В. Павлов не в здании Думы - официальном месте чтения лекций, - а в частном доме на Мойке, где проходил литературный вечер, прочел свою статью «Тысячелетие России». В тексте, который он накануне показал Костомарову, тот не нашел ничего, что могло бы «обратить неблагосклонное внимание властей» Эта статья, и особенно сопровождавший ее взятый из «Евангелия» рефрен - «имеющие уши слышати, да слышат», вызвала бурный восторг студентов. На следующий день Павлов был арестован.

В ответ на арест часть профессоров под влиянием студенческих требований прекратила читать лекции. Костомаров же возражал против этого, утверждая, что «прекращение лекций не имеет никакого смысла».
Когда Костомаров 9 марта пришел читать лекцию, часть студентов, требовавших прекращения лекций в знак протеста против ареста Павлова, устроила ему обструкцию; другие же, по словам историка, кричали «Браво, Костомаров!». Костомаров написал от имени группы профессоров прошение министру народного просвещения об освобождении Павлова, но оно не дало результатов. Вскоре Павлов был сослан в Кострому, а сам Костомаров, уязвленный неблагодарностью студентов, подал прошение об отставке. С тех пор он не занимался преподавательской деятельностью, целиком сосредоточившись на научной работе.…

До последнего времени можно было наблюдать хотя и парадоксальное, но трогательное единство в оценке идейных позиций Костомарова советских историографов и зарубежных националистов. Так, в 1967 г. издательство Мичиганского университета выпускает исследование с характерным названием: «Николай Иванович Костомаров: русский историк, украинский националист, славянский федералист» (Popazian Dennis. «Nickolas Ivanovich Kostomarov: russian historian, ukranian nationalist, slavic federalist»), а семью годами раньше выходит в издательстве «Наука» второй том «Очерков истории исторической науки», в котором на с. 146 черным по белому напечатано: «Костомаров вошел в историографию в первую очередь как выразитель взглядов и интересов зарождающегося украинского буржуазно-помещичьего национализма». Поистине крайности сходятся.

Б. Литвак. «Гетман-злодей».

«Николай Иванович Костомаров».

Историка Костомарова я увидела в первый раз, когда он приехал к нам вскоре после своей ссылки. (*В 1846 г. в Киеве вокруг Н.И. Костомарова организовалось Кирилло-Мефодиевское братство, ставившее целью распространение идеи федеративного объединения славянских народностей с сохранением автономии в делах внутреннего управления. В это общество входил и Шевченко. По доносу студента Петрова Н.И. Костомаров был арестован весной 1847 г. и, после годового заключения в крепости, сослан в Саратов, где и пробыл до 1855 года.) Я подробно знала об его аресте и высылке его из Петербурга.

Видно было по болезненной наружности Костомарова, что ему дорого обошлась вся эта передряга; он обедал у нас и, видимо, был счастлив, что снова может жить в Петербурге.

Уезжая с дачи на пароходе, он попросил у Панаева за весь год «Колокол», которого в ссылке не имел случая читать. Сверток был довольно объемистый. Привели извозчика, и Костомаров уехал, обещая вскоре опять приехать на дачу.

Не прошло и полчаса времени, как я увидала Костомарова, идущего по заброшенному огороду около нашей дачи, отделявшемуся от нее довольно широкой канавкой.

Господа, ведь это Костомаров! Как он попал на огород? - сказала я Панаеву и Некрасову.

Они сперва не поверили мне, но, всмотревшись хорошенько, убедились, что точно это он. Мы все пошли к аллее и окликнули Костомарова, который быстро шагал.

Я ищу, как бы попасть на вашу дачу! - отвечал он. Ему растолковали, что он не туда попал - и что надо вернуться назад к шоссе.

Мы направились к нему навстречу и заметили, что он был чем-то очень встревожен.

Что с вами случилось? - спросили мы его.

Большое несчастье, - тихонько проговорил он. - Пойдемте скорей на дачу, я там вам все расскажу, здесь неудобно рассказывать!

Мы тоже встревожились, недоумевая, что за несчастье с ним случилось.

Придя к даче, Костомаров, измученный ходьбой, опустился на скамейку, а мы окружили его и с нетерпением ждали объяснения. Костомаров огляделся во все стороны и тихо произнес:

Никто не подслушает нас?.. Я потерял «Колокол».

Господи, а мы думали, что с вами бог знает что случилось! - сказал с досадой Некрасов.

Где же вы обронили его? - спросил Панаев.

Сам не знаю; хотел надеть в рукава шинель, положил сверток около себя. Задумался… хвать, а его уж нет! Я отдал скорее деньги извозчику и пошел назад по шоссе в надежде, что найду его, но не нашел. Значит, кто-нибудь поднял сверток.

Понятно, что поднял, если вы его не нашли, - ответил Панаев, - и если его нашел человек образованный, то поблагодарит мысленно того, кто доставил ему случай прочесть за целый год «Колокол».

А если отнесут в полицию? Пойдут розыски - а извозчик укажет, откуда он взял седока?

Что с вами, Костомаров? - заметил ему Панаев.

А ваш лакей может сказать, что это я потерял!

Да лакея даже не было в саду, когда вы уехали, - успокаивал его Некрасов.

К чему это я повез с собой «Колокол»! - в отчаянии проговорил Костомаров.

Его стали успокаивать, даже посмеивались над его испугом, но он сказал:

Ах, господа, пуганая ворона куста боится. Если бы вам пришлось испытать то, что я испытал, так вы бы теперь не смеялись. Я по опыту убедился, как из пустяка может человек много выстрадать. Возвращаясь в Петербург, я дал себе клятву быть осторожным - и вдруг поступил, как мальчишка!

Костомарова уговорили остаться ночевать, потому что у него сделалась лихорадка, да притом он опоздал бы на пароход, если бы и поехал. Я приготовила ему горячего чаю с коньяком, чтобы его согреть.

На даче я обыкновенно вставала рано и шла купаться. Не было еще 7 часов, когда я вошла в стеклянную галерею, чтобы выйти в парк, а Костомаров уже сидел в ней.

Что лихорадка ваша? - спросила я его. Костомаров ответил, что всю ночь не спал, поинтересовался, в котором часу отходит первый пароход, и вдруг шутливо спросил:

Посмотрите… что это за человек идет?

Я стояла спиною к стеклянной двери и обернулась.

Это наш Петр, вероятно, с купанья идет, - сказала я и велела лакею скорей ставить самовар, чтобы напоить Костомарова кофеем.

Я уже не пошла купаться, а осталась с Костомаровым. Я посоветовала ему не ехать на пароходе, так как он чувствовал себя нехорошо, а между тем могла случиться качка.

Лучше я велю заложить дрожки, - сказала я, - вас довезут до Петергофа, а там вы найдете себе полуколяску и доедете гораздо спокойнее.

Костомаров очень обрадовался моему предложению и сказал, что, при его настроении духа, ему было бы неприятно находиться в толпе пассажиров. Он с нетерпением ждал, когда кучер заложит дрожки.

Я разбудила Панаева и сообщила, что Костомаров уезжает.

Панаев, заспанный, вышел к Костомарову, который засуетился, увидав, что дрожки готовы.

Панаев, прощаясь с ним, сказал:

Приезжайте к нам, когда вздумаете, с утра и ночуйте у нас.

Ну нет! - ответил Костомаров. - Благодарю: моя поездка к вам произвела на меня такое впечатление, что я носу не покажу в ваш Петергоф.

Он уже сошел было с ступенек галереи, но опять вернулся, говоря:

Боже мой, где же у меня голова, такую важную вещь забыл. Надо же нам сговориться, чтобы не было противоречия в показаниях.

Каких? - спросил Панаев.

Господи, ну, если будут спрашивать о потерянном свертке.

Да полноте, Костомаров!

Нет! я человек бывалый…

Скажу, что я потерял! - произнес Панаев. Костомаров опешил.

А свидетель?

Извозчик! Панаев засмеялся.

Забудьте вы о «Колоколе», сообразите сами, ну как возможно разыскать, кто потерял на шоссе сверток! Ваш извозчик не знал о потере его?

Еще бы я ему это заявил! Я отдал деньги, сказав, что раздумал ехать на пароход, и пошел назад, а он поехал дальше.

Ну, так как же он может указать на вас? Костомаров задумался, махнул рукой и произнес: «Ну, чему быть, того не миновать!» - и, пожав нам руки, сел на дрожки и уехал.

Николай Костомаров появился на свет до вступления в брак местного помещика Ивана Петровича Костомарова с крепостной Татьяной Петровной Мельниковой и по законам Российской империи стал крепостным своего собственного отца.

Николай Костомаров родился 5 (17) мая 1817 года в слободе Юрасовке Острогожского уезда Воронежской губернии (ныне село Юрасовка).

Отставной военный Иван Костомаров уже в возрасте выбрал себе в жены девушку Татьяну Петровну Мельникову и отправил ее в Москву для обучения в частном пансионе - с намерением потом на ней жениться. Обвенчались родители Николая Костомарова в сентябре 1817 года, уже после рождения сына. Отец собирался усыновить Николая, но не успел этого сделать.

Иван Костомаров, поклонник французской литературы XVIII века, идеи которой он пытался прививать и малолетнему сыну, и своей дворне. 14 июля 1828 года он был убит своими дворовыми людьми, похитившими при этом скопленный им капитал. Смерть отца поставила его семью в тяжелое юридическое положение. Рожденный вне брака, Николай Костомаров как крепостной отца в наследство переходил теперь его ближайшим родственникам - Ровневым, которые были не прочь отвести душу, издеваясь над ребёнком. Когда Ровневы предложили Татьяне Петровне за 14 тысяч десятин плодородной земли вдовью долю - 50 тыс. рублей ассигнациями, а также свободу сыну, она согласилась без проволочек.

Оставшись с очень скромным достатком, мать перевела Николая из московского пансиона (где он, только начав учиться, за блестящие способности получил прозвище фр. Enfant miraculeux - чудо-ребенок) в пансион в Воронеже, ближе к дому. Обучение в нем обходилось дешевле, но уровень преподавания был очень низким, и мальчик едва высиживал скучные уроки, которые практически ничего ему не давали. Пробыв там около двух лет, он был отчислен за "шалости" из этого пансиона и перешел в Воронежскую гимназию. Окончив здесь курс в 1833 году, Николай стал студентом Харьковского университета историко-филологического факультета.

Окончив курс в воронежской гимназии, Коля в 1833 году сделался студентом Харьковского университета. Уже в первые годы учения сказались блестящие способности Костомарова, доставившие ему от учителей московского пансиона, в котором он при жизни отца недолго учился, прозвище "enfant miraculeux". Природная живость его характера и низкий уровень учителей того времени мешали ему серьезно увлечься занятиями. Первые годы пребывания в Харьковском университете, историко-филологический факультет которого не блистал в ту пору профессорскими дарованиями, мало отличались в этом отношении для Костомарова от гимназического учения. Он увлекался то классической древностью, то новой французской литературой, но работал без надлежащего руководства и системы; позднее Костомаров называл свою студенческую жизнь "беспорядочной".

В 1835 году на кафедре всеобщей истории в Харькове явился историк Михаил Михайлович Лунин. Его лекции оказали на Костомарова сильное влияние; он с жаром отдался изучению истории, но все еще смутно сознавал свое настоящее призвание и по окончании университета поступил было в военную службу.

Неспособность его к последней скоро стала, однако, ясна и начальству его, и ему самому. Увлекшись изучением сохранившегося в городе Острогожске, где стоял его полк, архива местного уездного суда, Костомаров задумал писать историю слободских казачьих полков. По совету начальства, он оставил полк и осенью 1837 года вновь явился в Харьков с намерением пополнить свое историческое образование.

В это время усиленных занятий у Костомарова, отчасти под влиянием Лунина, стал складываться взгляд на историю, сильно отличавшийся от господствовавших тогда среди русских историков воззрений. По позднейшим словам самого учёного, он "читал много всякого рода исторических книг, вдумывался в науку и пришёл к такому вопросу: отчего это во всех историях толкуют о выдающихся государственных деятелях, иногда о законах и учреждениях, но как будто пренебрегают жизнью народной массы? Бедный мужик-земледелец-труженик как будто не существует для истории; отчего история не говорит нам ничего о его быте, о его духовной жизни, о его чувствованиях, способе его радостей и печалей "?

Мысль об истории народа и его духовной жизни, в противоположность истории государства, стала с этой поры основной идеей в кругу исторических воззрений Костомарова.

Видоизменяя понятие о содержании истории, он раздвигал и круг её источников. "Скоро , - пишет он, - я пришёл к убеждению, что историю нужно изучать не только по мертвым летописям и запискам, а и в живом народе ". Главное содержание русской истории, и, следовательно, главный предмет изучения прошлого, по мнению Костомарова, состоит в исследовании развития народной духовной жизни, ибо здесь "основа и объяснение великого политического события, тут проверка и суд всякого учреждения и закона". Духовная жизнь народа проявляется в его понятиях, верованиях, чувствованиях, надеждах, страданиях. Но историки, возмущался он, не говорят ничего об этом. Костомаров одним из первых предпринял изучение общественного и домашнего быта народа.

Жизнь народная, утверждал Костомаров, является в своеобразных укладах: удельно-вечевом (федеративном) и единодержавном. Борьба этих двух начал составляет содержание его концепции русской истории. Федеративный строй древней Руси под влиянием внешних обстоятельств, татаро-монгольского ига заменяется единодержавием. С Ивана ІІІ "начинается бытие самостоятельного монархического русского государства. Свобода общины и лиц приносится в жертву. Петр завершил, по его мнению, то, что было подготовлено веками предшествующими и "повел единодержавную государственность к ее полному апогею". Это привело в обособлению государства от народа. Оно "составило свой круг, образовало особую народность, примкнувшую к власти" (верхние слои). Таким образом, в русской жизни возникло две народности: народность государственная и народность масс. костомаров историк народность украинофильский

Отличительной чертой работ Костомарова является то, что он начал изучение всех составляющих Россию народностей: украинскую народность и великорусскую, белорусскую, южнорусскую, новгородскую и другие. "Если мы говорим, -писал он, - история русского народа, то принимаем это слово в собирательном смысле как массу народов, связанных единством одной цивилизации и составляющих политическое тело".

Он научился малорусскому языку, перечитал изданные народные малорусские песни и печатную литературу на малорусском языке, тогда очень небольшую; предпринимал "этнографические экскурсии из Харькова по соседним селам по шинкам". "Любовь к малорусскому слову более и более увлекала меня , - вспоминал Костомаров, - мне было досадно, что такой прекрасный язык, остается без всякой литературной обработки и, сверх того, подвергается совершенно незаслуженному презрению ". Он начал писать по-малорусски, под псевдонимом Иеремии Галки, и в 1839 - 1841 годах выпустил в свет две драмы и несколько сборников стихотворений, оригинальных и переводных.

В 1840 году Николай Иванович выдержал магистерский экзамен и в 1842 году напечатал диссертацию "О значении унии в Западной России". Назначенный уже диспут не состоялся, вследствие сообщения архиепископа Харьковского Иннокентия Борисова о возмутительном содержании книги. Речь шла лишь о нескольких неудачных выражениях, но профессор Устрялов, по поручению министерства народного просвещения разбиравший труд Костомарова, дал о нем такой отзыв, что книгу велено было сжечь.

Николай Костомаров написал другую диссертацию: "Об историческом значении русской народной поэзии", которую и защитил в начале 1844 года. Немедленно по окончании своей второй диссертации Н.И. Костомаров предпринял новую работу по истории Богдана Хмельницкого и, желая побывать в местностях, где происходили описываемые им события, определился учителем гимназии сперва в Ровне, затем в 1845 году в Киеве.

В 1846 году совет Киевского университета избрал Костомарова преподавателем русской истории, и с осени этого года он начал свои лекции, вызвавшие сразу глубокий интерес слушателей. В Киеве, как и в Харькове, около него составился кружок лиц, преданных идее народности и намеревавшихся проводить эту идею в жизнь. В кружок этот входили Пантелеймон Александрович Кулиш, Аф. Маркевич, Николай Иванович Гулак, Василий Михайлович Белозерский, Тарас Григорьевич Шевченко.

Члены кружка, увлеченные романтическим пониманием народности, мечтали об общеславянской взаимности, соединяя с последней пожелания внутреннего прогресса в собственном отечестве. "Взаимность славянских народов, - писал позже Костомаров, - в нашем воображении не ограничивалась уже сферой науки и поэзии, но стала представляться в образах, в которых, как нам казалось, она должна была воплотиться для будущей истории. Помимо нашей воли стал нам представляться федеративный строй, как самое счастливое течение общественной жизни славянских наций" Во всех частях федерации предполагались одинаковые основные законы и права, равенство веса, мер и монеты, отсутствие таможен и свобода торговли, всеобщее уничтожение крепостного права и рабства в каком бы то ни было виде, единая центральная власть, заведующая сношениями вне союза, войском и флотом, но полная автономия каждой части по отношению к внутренним учреждениям, внутреннему управлению, судопроизводству и народному образованию. С целью распространения этих идей дружеский кружок преобразовался в общество, получившее название Кирилло-Мефодиевского. Студент Петров, подслушавший беседы членов кружка, донес на них; они были арестованы (весной 1847 года), обвинены в государственном преступлении и подвергнуты различным наказаниям.

Костомаров, просидев год в Петропавловской крепости, был "переведен на службу" в Саратов и отдан под надзор местной полиции, причем ему на будущее время воспрещалось как преподавание, так и печатание его произведений. Не теряя ни идеализма, ни энергии и способности к работе, Костомаров в Саратове продолжал писать своего "Богдана Хмельницкого", начал новую работу о внутреннем быте московского государства XVI - XVII веков, совершал этнографические экскурсии, собирал песни и предания, знакомился с раскольниками и сектантами. В 1855 году ему дозволен был отпуск в Петербург, которым он воспользовался для окончания своего труда о Хмельницком. В 1856 году отменено было запрещение печатать его сочинения и снят с него надзор.

Совершив поездку за границу, Николай Костомаров опять поселился в Саратове, где написал "Бунт Стеньки Разина" и принимал участие, в качестве делопроизводителя губернского комитета по улучшению быта крестьян, в подготовке крестьянской реформы.

Весной 1859 года он был приглашен Петербургским университетом занять кафедру русской истории. Это была пора наиболее интенсивной работы в жизни Костомарова и наибольшей его популярности. Известный уже русской публике как талантливый писатель, он выступил теперь в качестве профессора, обладающего могучим и оригинальным талантом изложения и проводящего самостоятельные и новые воззрения на задачи и сущность истории. Сам Костомаров так формулировал основную идею своих лекций: "Вступая на кафедру, я задался мыслью в своих лекциях выдвинуть на первый план народную жизнь во всех ее частных проявлениях... Русское государство складывалось из частей, которые прежде жили собственной независимой жизнью, и долго после того жизнь частей высказывалась отличными стремлениями в общем государственном строе. Найти и уловить эти особенности народной жизни частей русского государства составляло для меня задачу моих занятий историей".

В 1860 году он принял вызов Михаила Петровича Погодина на публичный диспут по вопросу о происхождении Руси, которую Костомаров выводил из Литвы. Состоявшийся в стенах университета 19 марта, этот диспут не дал никакого положительного результата: противники остались при своих мнениях. В эту же пору Костомаров был избран членом археографической комиссии и предпринял издание актов по истории Малороссии XVII века.

Подготовляя эти документы к изданию, он начал писать по ним ряд монографий, которые должны были в результате составить историю Малороссии со времени Хмельницкого; эту работу он продолжал до конца жизни. Он принимал участие и в журналах ("Русское Слово", "Современник"), печатая в них отрывки своих лекций и исторические статьи. Он стоял тогда довольно близко к прогрессивным кружкам Петербургского университета и журналистике, но полному слиянию его с ними мешало их увлечение экономическими вопросами, тогда как он сохранял романтическое отношение к народности и украинофильские идеи.

Наиболее близким для Николая Ивановича Костомарова органом явилась учрежденная собравшимися в Петербурге некоторыми из бывших членов Кирилло-Мефодиевского общества "Основа", где он поместил ряд статей, посвященных по преимуществу выяснению самостоятельного значения малорусского племени и полемике с отрицавшими такое значение польскими и великорусскими писателями.

Оказывается, что русская народность не едина; их две, а кто знает, может быть их откроется и более, и тем не менее оне - русския… Но разумея таким образом это различие, я думаю, что задачею вашей Основы будет: выразить в литературе то влияние, какое должны иметь на общее наше образование своеобразные признаки южнорусской народности. Это влияние должно не разрушать, а дополнять и умерять то коренное начало великорусское, которое ведет к сплочению, к слитию, к строгой государственной и общинной форме, поглощающей личность, и стремление к практической деятельности, впадающей в материальность, лишенную поэзии. Южнорусский элемент должен давать нашей общей жизни растворяющее, оживляющее, одухотворяющее начало.

После вызванного студенческими беспорядками 1861 года закрытия Петербургского университета несколько профессоров, и в числе их Костомаров, устроили (в городской думе) систематические публичные лекции, известные в тогдашней печати под именем Вольного или Подвижного университета; Костомаров читал лекции по древней русской истории. Когда профессор Павлов, после публичного чтения о тысячелетии России, был выслан из Санкт-Петербурга, комитет по устройству думских лекций решил, в виде протеста, прекратить их. Костомаров отказался подчиниться этому решению, но на следующей его лекции (8 марта 1862 года) поднятый публикой шум принудил его прекратить чтение, а дальнейшие чтения были воспрещены администрацией.

Выйдя в 1862 году из состава профессоров Петербургского университета, Костомаров уже не мог более вернуться на кафедру, так как его политическая благонадежность вновь была заподозрена, главным образом, вследствие усилий московской "охранительной" печати. В 1863 году его приглашал на кафедру Киевский университет, в 1864 году - Харьковский, в 1869 году - опять Киевский, но Николай Костомаров, по указаниям министерства народного просвещения, должен был отклонить все эти приглашения и ограничиться одной литературной деятельностью.

В 1863 году были напечатаны "Северорусские народоправства", представлявшие собой обработку одного из читанных Костомаровым в Петербургском университете курсов; в 1866 году в "Вестнике Европы" появилось "Смутное время московского государства", позднее там же печатались "Последние годы Речи Посполитой".

Вызванный ослаблением зрения перерыв архивных занятий в 1872 году был использован Костомаровым для составления "Русской истории в жизнеописаниях главнейших ее деятелей". В 1875 году он перенес тяжелую болезнь, сильно подорвавшую его здоровье. В этом же году он женился на Ал. Л. Кисель, урожденной Крагельской, которая в 1847 году была его невестой, но после его ссылки вышла замуж за другого.

Работы последних годов жизни Костомарова, при всех их крупных достоинствах, носили на себе некоторые следы пошатнувшейся силы таланта: в них меньше обобщений, менее живости в изложении, место блестящих характеристик заступает иногда сухой перечень фактов. В эти годы Костомаров высказывал даже взгляд, что вся историка сводится к передаче найденных им в источниках и проверенных фактов. С неутомимой энергией работал он до самой смерти.

Умер 7 (19) апреля 1885 года, после долгой и мучительной болезни. Николай Иванович похоронен в Санкт-Петербурге на Литераторских мостках Волковского кладбища.

Костомаров, как историк, и при жизни, и по смерти неоднократно подвергался сильным нападкам. Его упрекали в поверхностном пользовании источниками и проистекавших отсюда ошибках, в односторонности взглядов, в партийности. В этих упреках заключается доля истины, весьма, впрочем, небольшая. Неизбежные у всякого ученого мелкие промахи и ошибки, быть может, несколько чаще встречаются в сочинениях Николая Ивановича, но это легко объясняется необыкновенным разнообразием его занятий и привычкой полагаться на свою богатую память.

В тех немногих случаях, когда партийность действительно проявлялась у Костомарова - а именно в некоторых трудах его по малорусской истории, - это было лишь естественной реакцией против еще более партийных взглядов, высказывавшихся в литературе с другой стороны. Не всегда, далее, самый материал, над которым работал Костомаров, давал ему возможность осуществить свои взгляды на задачу историка. Историк внутренней жизни народа по своим научным взглядам и симпатиям, он именно в своих работах, посвященных Малороссии, невольно являлся изобразителем внешней истории. Во всяком случае, общее значение Костомарова в развитии русской историографии можно, без всякого преувеличения, назвать громадным. Им была внесена и настойчиво проводилась во всех его трудах идея народной истории. Сам историк понимал и осуществлял ее, главным образом, в виде изучения духовной жизни народа.

Позднейшие исследования раздвинули содержание этой идеи, но заслуга Костомарова от этого не уменьшается. В связи с этой основной мыслью Костомарова стояла у него другая - о необходимости изучения племенных особенностей каждой части народа и создания областной истории. Если в современной науке установился несколько иной взгляд на народный характер, отрицающий ту неподвижность, какую приписывал ему Костомаров, то именно работы последнего послужили толчком, в зависимости от которого стало развиваться изучение истории областей. Внося новые и плодотворные идеи в разработку русской истории, исследуя самостоятельно целый ряд вопросов в ее области, Костомаров, благодаря особенностям своего таланта, пробуждал, вместе с тем, живой интерес к историческим знаниям в массе публики. Глубоко вдумываясь, почти вживаясь в изучаемую им старину, он воспроизвел ее в своих работах такими яркими красками, в таких выпуклых образах, что она привлекала читателя и неизгладимыми чертами врезывалась в его ум.